Форумы

«Здесь, на границе, листопад. И хоть в округе одни дикари, а ты – ты за тысячу миль отсюда, две чашки всегда на моем столе»
Предисловие
Снег... Серый от ночной темноты снег падает стылым пеплом на промерзшую черную землю. Чьи-то глухие шаги эхом прокатываются по коридору прижавшихся друг к другу бетонных коробок и прячутся в арке дома напротив, ожидая, когда безликий силуэт их догонит.
Тени исчезают в полночь. Люди исчезают вместе с тенями...
Обрывок первый.
Я смотрю, как очередная машина пролетает мимо меня. Новая затяжка мешает никотин с мыслями: «Домой, верно, спешат. А куда еще спешить? тем более в такое позднее время... конечно, домой...»
Зажмуриваю глаза и вижу.
Ключ проскакивает в замочную скважину. Пара тихих щелчков. Осторожный поворот ручкой. Главное - делать все это почти бесшумно, чтобы не разбудить тех, кто спит там - дома...
Переступаешь порог и поспешно закрываешь дверь, словно бежишь от кого-то, прячешься. Щелкает замок, и ты облегченно вздыхаешь... Я дома...
Снимаешь пальто, стряхиваешь с него первый в этом году снег, кружащий сейчас за окном в безлюдной морозной тишине.
Расправляешь уставшие плечи, памятуя про себя зиму: «Черт бы ее подрал, сколько тяжести на себе носим!» Но ты уже спокоен... ты дома!
В коридоре, громко мурча, появляется белый пушистый кот. Переваливаясь с бока на бок, он, словно перекатываясь по полу, подходит к тебе, садится у ног и начинает аккуратно, почти нежно, грызть «язычок» только что снятого тобой ботинка. Странно, но ты даже не злишься, просто смотришь, как этот карапуз радуется своей новой забаве, и начинаешь его передразнивать, глупо и по-человечески неумело фырчишь.
Флегматичный взгляд пушистого любимца поднимается к твоему лицу. Кот на пару секунд замирает, даже перестает мурчать, просто безотрывно смотрит на тебя. Ты, проваливаясь в его огромные миндалевидные глаза, застываешь на месте... глупый человек с ботинком в руке, балансирующий на одной ноге, ты молчишь...
Между вами то, что невозможно объяснить, то, что невозможно понять, это можно только почувствовать...
Вы дома...
Человек слаб по своей природе, и ты уступаешь первым. Улыбаешься... берешь кота на руки и идешь на кухню. Именно туда и никуда иначе. Ибо там, в тусклом свете «ночника», висящего над столом, на котором стоит две пустых чашки, ты услышишь запах только что сваренного кофе и – «Почему ты так поздно? Что-то случилось?». Эти влажные глаза на любимом лице буду прятать в себе столь дорогое волнение и отчаянную тревогу... Ты тонешь в них и молчишь. Молчишь потому, что вы оба итак все знаете, вы оба чувствуете. Легкий поцелуй... и едва слышное «я дома».
В ушах раздается визг тормозов. Машина просвистела мимо меня и остановилась метрах в пяти, проскользив по раскатанному льду. Летняя резина, понимаю я.
Открываю глаза.
Их было двое. На вид милые ребятки лет 23... маменькины сынки, пухлые слюнявые губки, бегающие похотливые глазки. Большего и не надо было. Этого достаточно, чтобы вызвать во мне чувство глубокого отвращения и тошноты.
«Прокатимся?»
«Конечно! Расценки знаете?»
«Еще бы! Мы тут частые гости»
«Желанные клиенты» - рассмеялся другой.
Они хлопнули друг другу по ладоням, тупо подергались, а затем снова уставили на меня свои глазенки.
«Мудаки», - кинула я через плечо, садясь в машину, и с грохотом захлопнула дверку. Мне было все равно - слышат они или нет. Я уже тогда знала, что их подведет летняя резина.
«Подожди, а договориться с «хозяином»... ну, с сутенером?!»
«Не волнуйтесь, - я сняла с левой руки кожаную перчатку, достала из кармана пачку сигарет, медленно и наигранно зажала сигарету зубами, щелкнула зажигалка, протянутая одним из парней... и первая затяжка ударила серым облаком в лицо моим «клиентам», пялившимся на меня с передних сидений новехонького Порша, - я сама себе хозяин».
Обрывок второй.
Последний этаж. Элитный жилой комплекс с видом на чудесный кленовый парк. Рядом раскинулось искусственное озеро, в котором плавает такая же искусственная рыба, и искусственные белые лебеди рассекают отражение грязно-серого неба и блеклого солнца, запутавшегося в тяжелых зимних облаках. Интересно, а небо реально?
Я лежу на спине на полу своего Пентхауса, раскинув руки и ноги в разные стороны. Проплывающим над стеклянным потолком облакам я напомнила бы звезду, отдыхающую на дне искусственного озера... но мне на это наплевать... я бездумно смотрю в небо и растекаюсь под его давлением в сотни атмосфер как желе под солнцем и мне уже все равно... со всех сторон на меня давит куда сильнее небесной глади Clint Mansell и Kronos Quartet своими галлюцинациями, полнящими старый фильм Requiem For A Dream... их Fall - Marion Barfs(Summer_ Party) разрывает сердце на части... у меня нет сил даже закрыть глаза... у меня нет сил даже выпустить на волю слезы...
А облака плывут и плывут... словно бегут куда-то... странно, но ведь у них тоже нет сил,.. нет сил, чтобы разорваться белым снегом над этим искусственным городом, укрыть его, изменить,.. стереть всю похоть, обратив в невинность и девственность все, что придумано нашим больным воображением... сами мы ведь не сможем, мы слабы по своей природе... О, Господи, помилуй нас.
Обрывок третий.
«Где эта хренова трубка? Где она орет, а? Потерпи, дорогой, сейчас я... сейчас».
Кот молча бродил за мной попятам, пока я носилась по квартире в поисках пищащей телефонной трубки, разрывающей тишину моего мира своим противным визгом уже минут пять.
В такие моменты я была рада тому, что однажды снесла половину стен, оставив лишь одну спальню для редких гостей и большую залу, разделенную с кухней лишь барной стойкой, иначе, представляю, сколько дверных косяков я снесла бы в такой панике.
«Какого черта? Неужели самому не надоело столько названивать? Черт! А, вот она, - сбросив шелковые китайские подушки с невысокого диванчика, я нашла причину своего раздражения, - Да, я слушаю. А! Привет!»
Это был мой брат. Человек, который знал меня от и до... моя вторая половина, понимавший меня лучше, чем я сама.
Услышав знакомый голос, я немного успокоилась и, взяв мурчащего кота подмышку, направилась к холодильнику.
«Включи 9-тый».
«А что там?», - спросила я, закрывая дверку холодильника и насыпая в миску отвратно пахнущий лососем кошачий корм. Кот захрустел им, чуть порыкивая от удовольствия, я почесывала его пузо большим пальцем ноги и зевала в трубку.
«Включи-включи!»
Пока я искала сигареты и зажигалку, прошло с полминуты, поэтому, когда включился телевизор, услышала только конец репортажа: «это уже шестое странное и жестокое убийство за последние две недели, и кто знает - последнее ли? С вами была...» Я нажала красную кнопку, экран погас, пульт улетел в кресло. Сама распласталась на полу с пепельницей на груди, сигаретой в руке и телефонной трубкой возле уха. В колонках - Fall - Bugs Got a Devilish Grin Conga.
- Седьмого еще не нашли, - сказала я чуть слышно и сделала очередную затяжку, - Так что? – спросила уже в трубку, вращая перед глазами сигарету, рассматривая бумагу, быстро тлеющую от малейшего дуновения воздуха.
- Чем эти не угодили?
- Всем.
- Как это ВСЕМ?!
- Ну, так вот,.. всем...
- Я перестаю тебя понимать. Как ты так можешь? Разве тебе...
- Нет, нисколько. Ты же знаешь, я ненавижу их всех. Эти увезли меня на окраину города и драли меня на заднем сидении своей машины. "Эй, сучка, поласкай мне грудь!"... какая грудь? у него все тело покрыто гусиной кожей. Так и казалось, что эти колючие чешуйки вскоре исцарапают меня в кровь. Как иголкой по ладоням! Мерзость. Мне стало так противно, что меня чуть не вырвало прямо на одного. А потом...
- Эй-эй... стой! Меня не интересуют эти подробности... скажи, за что ты их?
- За что? За что? - я спокойно курила, изредка стряхивая пепел, теперь уже безразлично наблюдая за темнеющим небом над головой, - как и всегда - они не сказали мне спасибо...
- ЧТО?!
- Ничего... они не сказали мне спасибо! Вытолкали меня из машины... бросили денег, и все... ну, я и вскипела. Постучала в окно и попросила дать прикурить…
Пока те искали зажигалку, которая давно уже была в моем кармане, я достала из сумки пистолет. Два глухих выстрела и два никому не нужных тела. Дальше - все просто. Отогнала машину в горы, отпустила тормоза, и летняя резина заскользила прямо к обрыву, а я вовремя выпрыгнула. Остальное ты слышал в Новостях.
- Ты рехнулась! Ты сошла с ума!
- Да... - я тушила сигарету так, будто пыталась размазать ее всю по дну пепельницы,.. всю до самого окончания фильтра, - я сошла с ума,.. давно.
Я знала, что он не найдет что мне ответить,.. скорее всего он сейчас бросит трубку и минут через пятнадцать будет стоять у моей двери и барабанить в нее, требуя впустить его в квартиру.
Так и случилось.
Обрывок четвертый.
Странно, но я не помню его в гневе, рвущегося и мечущегося, я даже не помню его просто раздраженным. Всегда спокойный и невозмутимый, смотрящий прямо в глаза, смотрящий прямо в суть.
Он всегда четко знает, что нужно сказать, как нужно себя повести, когда взять меня за руку. И он всегда смотрим мне в глаза.
Думаю, что мало кто видел свое собственное падение. Падение с нарисованных больной фантазией небес прямо в серое месиво последнего снега и технической соли. Иллюзии сменяет холод реальности, и белые лебеди становятся лишь безликими тенями для рыб, снующих в толще воды. Я - видела, для меня даже рыбы были тенями.
А он всегда смотрит мне в глаза.
Иногда я его боюсь, боюсь того, что он умеет читать мои мысли. И я, как маленький ребенок, зажимаюсь в угол собственного подсознания и, закрыв воображаемые глазки ладошками, лепечу: «Нет, это не я подумала, не я… это не мои мысли, нет!.. нет, пожалуйста, это не я!»
А потом вдруг набираюсь храбрости, делаю два шага вперед и лукавым голосом говорю: «И что с того? Да, ты все знаешь! Да, знаешь, что я сейчас думаю! Но разве ты имеешь на это право?! Убирайся! Убирайся прочь из моего разума! Уходи! - я топочу нереальными ножками и указываю на дверь, - прочь, я сказала!»
Но он не уходит. Он сидит передо мной в позе лотоса, скрестив руки, чуть наклонив голову вправо, и смотрит мне в глаза, а это может означать только одно – мне даруют прозрение.
Чернь начинает заполнять мир, липкой смолой затягивая в себя все, что попадается ей на пути, словно пожирая, проглатывая,.. бесшумно идет мне навстречу. Вечно голодная, слепая и бездушная тварь, подобно черной дыре она поглощает все, не давая мне шанса выжить, не позволяя ухватиться за что бы то ни было, успевая забрать все, за что я могла бы зацепиться, благодаря чему я могла бы остаться в этом мире. Она все наступает и наступает, она так близко, что я уже чувствую, как она затягивает меня водоворотом и тащит на самое дно.
Первое время я пытаюсь бороться, я рвусь куда-то,.. куда-то вверх, или вниз, или, может, это я думаю, что там верх, или может… может, и не я это вовсе…
Липкая черная жидкость кругом… и силы оставляют меня… я чувствую, как мои легкие тяжелеют, тело уже не слушается меня, я падаю обломком скалы в самую бездну. Я не могу дышать, я не могу двигаться, я могу лишь чувствовать, как мои глаза щиплют слезы, но плакать я тоже не могу.
Я слепа.
Все застелил мрак.
Я падаю в никуда, падаю и молюсь: Господи, помилуй нас, прости нас, Господи.
Когда-то мама говорила мне, что неважно знать молитвы, главное, открывать душу Господу. Нужно любить его, веровать, и тогда Он будет слышать тебя и даже разговаривать с тобой.
«Когда вдруг станет страшно, и меня не будет рядом, просто поговори с Ним… Он будет с тобой, пока я не вернусь. Он всех нас любит».
Каждую ночь я разговаривала с Ним, так же, как разговариваю с Ним и сейчас…
Мне страшно, мне очень страшно, но изменить что-то не в моих силах, я слаба по своей природе.
И я все падаю и падаю. Мой полет бесконечен, как бесконечна небесная лазурь, как бесконечно скольжение облаков, хаотичное, либо направленное… восток-запад-север-юг… придуманный верх - выдуманный низ… изгибы теней пролетающих птиц, брошенные усталым солнцем на обои моих стен, пурпурные ленты закатных лучей, серая тяжесть надвигающихся сумерек…
Стеклянный потолок – искусственное небо…
Все вокруг лишь плод моего больного воображения…
Я чувствую, как он берет меня за руку, закрывает свои черные глаза, и облака вновь видят звезду, лежащую на дне искусственного водоема.
Обрывок пятый.
Проснулась я около полудня. Вернее, так подумалось, потому что солнце слепило меня своими острыми, как иглы, лучами, нависая прямо надо мной. Я едва приоткрыла глаза и стала играть радугой, на которую разлетались солнечные нитки, запутавшиеся между ресницами, чуть заметно дрожавшими, словно крылья бабочки на ветру.
Едва слышно подошел кот и запрыгнул мне на грудь, затем, переминаясь с лапки на лапку, он дотянулся до моего лица и начал лизать закрытые веки своим шершавым языком. Испытание не для слабонервных. Я заскрипела зубами и чуть прикрикнула на него: «Аф!» Карапуз совершенно спокойно, даже как-то надменно, тяжело выдохнул и ушел прочь.
В этот момент хлопнула входная дверь.
Распахнулись ресницы.
Дневной свет ослепил.
Зрачки превратились в точки.
Я резко приподнялась на диване, упершись в шелковую простынь худыми руками.
«Аха, проснулась! С добрым утром, соня! - братишка стоял с забитыми всякой всячиной пакетами в руках, - Я тут решил немного тебя побаловать, - он покосился на свою ношу черными, как смоль, глазами, – а то у тебя кроме Лососевых сухарей в холодильнике ничего и нет»
Он улыбнулся, оголив свои жемчужно-белые зубы, и на его щеках появились ямочки.
Сердце у меня в груди перестало бешено колотиться, и я, успокоившись, плюхнулась на постель.
Я знала, что он готовит мне завтрак.
Обязательно немного подгоревший бекон, залитый омлетом из трех яиц и обезжиренного молока. Непременно салат из свежих, чуть недозревших помидор и молодых, длинною с палец, огурцов, все это перемешено с тонко нарезанными листьями салата и заправлено густой сметаной. Апельсиновый сок.
Все, как я люблю. Все, как в детстве.
Мама всегда готовила мне такой завтрак, пока я собиралась в школу.
Сейчас, лежа в своей постели, я слышала, как стучит по разделочной доске остро наточенный нож, и по комнате разливается горьковато-влажный запах молодого салата.
«Я понимаю, что тебе там не интересно, но, поверь мне, своей «мазней» на жизнь ты себе не заработаешь. Дорогая, я знаю, что математика для тебя скучна, но подумай сама – твои рисунки никуда от тебя не денутся, ты сможешь этим занимать в качестве хобби, - мама сдержанно улыбнулась, будто понимая, что все эти уговоры напрасны, - Скажи честно, неужели тебе так ненавистна эта учеба?»
Я сидела на стуле, подобрав под себя ноги, и, запрокинув голову назад, изучала потолок. Перебегая взглядом из одного угла комнаты в другой, замечала, как неидеальны все эти линии, окружающие нас, нависающие над нами чьими-то бессонными ночами, карпением над черно-белыми чертежами и постоянными расчетами.
«Дорогая!» - мамин голос чуть смешался со сталью.
Повернув голову в ее сторону, произнесла: «Я думаю».
Воздух сотрясся от звонкого смеха – «Господи! Думает она! О чем? Не думаешь ты, а тупишь. Солнце, ну разве так можно? Вчера опять звонил твой преподаватель по алгебре, говорит, что ты слишком легкомысленно относишься к его предмету. Разве так можно? Тебе же скоро поступать. Все ведь говорят, что ты умный ребенок. Но, видно, я немного опоздала с рождением тебя, лень в соседней палате родилась все же быстрее».
Я скрестила указательный и средний палец на правой руке и начала ими водить по носу: «Надо было назвать меня Тупоткой, раз я постоянно туплю. И вообще, все как-то двояко. У меня вот даже сейчас два носа. Забавное чувство, когда начинаешь сомневаться в реальности даже самой себя».
Мама вытирала руки полотенцем, медленно подходя ко мне: «Какая же ты все-таки еще глупенькая, - она поцеловала меня в лоб, нежно проведя рукой по волосам, – И как же я тебя люблю, Тупотка ты моя».
В то утро я быстро позавтракала, убежала в школу и все уроки рисовала на заднем листке тетради бескрайнее синее небо, заключенное в оконной раме. Четкие линии нарушались взмахами крыльев ангелов и неизвестных, гордящихся своей свободой белых птиц. Я видела, как они кружили надо мной, измеряя глубину небесного купола, взмывали вверх, затем мчались вниз… восток-запад-север-юг.
И, лежа сейчас в своей постели, я видела их как тогда: горделиво-вольные, живые, но нарисованные. Они бросали тень на мое лицо и скрывали собой солнце.
На глаза наворачивались слезы – тогда я последний раз разговаривала с мамой.
И видела, как белоснежная птица летела прямо ко мне… еще немного и она разобьется об меня… еще немного…
Белое полотенце упало мне на лицо, и я услышала смеющийся голос брата: «Иди умойся, Тупотка».
Обрывок шестой.
- Ты не боишься, что тебя поймают.
- Нет, у меня все просчитано и продумано. Я работаю в кожаных перчатках, так что отпечатки только на телах разгоряченных клиентов, крови своей вроде бы пока нигде не оставляла, даже выкуренные сигареты собираю в специально предназначенную для этого коробочку, - уголки губ поползли вверх. - Работаю всегда в разных местах, зная, где чья зона, где какой сутенер, город же четко поделен на «рабочие места». Так что меня никто не видит дважды, и я остаюсь незамеченной, тем более, внешне я отличаюсь от обычных проституток, хотя бы внешней дороговизной, поэтому многим может показаться, что я просто ловлю машину. Я долго готовилась к этому. Пять лет. Ровно десять, как…
- Я понял. И тебя вообще никто не замечает. Прости, но думать так – верх глупости, - он сидел за противоположным краем невысокого столика и смотрел, как я, прикончив завтрак, медленно допивала сок, - Может, кофе?
- Нет, спасибо, кофе это для одиноких или влюбленных, мы же с тобой ни те и не другие, - наши взгляды пересеклись, и мы улыбнулись друг другу, - Так вот… речь не об этом. Ты же знаешь, я работаю в другом городе за тысячи миль отсюда. К тому же, техника грима сейчас достигла огромных высот. Иногда смотрюсь в зеркало и сама себя не узнаю. Но мне все равно страшно. Часто ненавижу то чувство, которое мной движет. Кажется, что это уже не месть, а слабость, вернее, одно из ее проявлений – тупое нежелание принять то, что уже необратимо. Каждый раз, садясь в самолет, надеюсь, что он не взлетит, каждый раз, пролетая над океаном, надеюсь, что откажет двигатель или еще что-нибудь случится, каждый раз, подлетая к Москве, надеюсь, что не сможем приземлиться и разнесем собой одну из осветительных башен или просто взроем носом поле, лежащие по краям взлетно-посадочной полосы. Теперь нашла выход – перед взлетом выпиваю снотворного и просыпаюсь уже в другом конце воздушной линии. Но каждый раз, выходя из салона, понимаю, что отступать некуда, что я сама избрала себе этот путь. Беру такси и еду в свою съемную квартиру на окраине города. Что происходит дальше, стараюсь не запоминать.
- Я рад, что ты хоть немного понимаешь глупость совершаемого тебя. И мне печально, что я не могу тебя ни остановить, ни переубедить. Но я хочу, чтобы ты знала, я рядом с тобой, что бы ни происходило.
После этих слов он сложил руки на столе и положил на них голову. Безотрывно наблюдая за движением моих глаз, он едва заметно улыбался. Затем протянул руку, раскрыв передо мной ладонь. Я положила в нее свою и почувствовала, как горячие пальцы нежно оплели ее. Тепло любящего сердца тонкими струйками перетекало из подушечек под мою кожу, просачивалось в вены и бежало по ним вверх, заполняя собой сосуды, подбиралось к самой душе.
Вот он мой наркотик, моя доза вечной любви, цена которой – взгляд черных глаз. Взгляд, который дарует самую сильную боль в мире – прозрение.
- Все, что ты видишь – это часть самой тебя. Эти лебеди, рыбы, озеро, небо, все это – часть тебя. И пока ты будешь делить мир на черное и белое, хорошее и плохое, ты ничего не поймешь. Нет ничего и есть все. Двоякость присуща всему. Даже этому миру. И ты двояка. И я. Может быть, ты – это я, или наоборот. Ты должна принять это, иначе…
Мысль оборвал звонок. Я вырвала свою ладонь из пальцев брата, словно молодой побег клена из цепких объятий вьюна, и бросилась к телефону.
«Здравствуй. Я? Я - превосходно. А ты? Рада слышать. Надеюсь, что так и будет. Да, новый проект, но это неважно. Как в Нью-Йорке? Почему же? Нет, я рада твоему приезду. Просто устала, голова гудит от всех этих расчетов. Хорошо. Давай. Нет, сегодня я никак не могу. Завтра после обеда буду свободна. Хорошо. Жду звонка. Пока».
- Хотел встречи, – лицо брата стало серым, как пепел, лоб расчерчен в нити морщин.
- Да, - опустив глаза в пол, я прятала свои истинные мысли и чувства, переполнявшие меня, - Прости, мне нужно позвонить в Аэропорт, - влажные пальцы дрожа забегали по кнопкам.
«Главное не поднимать глаз»
Уже через пару часов я спала, закинувшись снотворным, в боинге American Airlines. Ночь ждала меня такой же, как последние две недели.
Обрывок седьмой.
В полдень следующего дня, когда самолет приземлялся в аэропорту Нью-Йорка, перед моими глазами все еще стояло бледное, пробитое пулей лицо бухгалтера, изменявшего жене в обязательном порядке каждую первую пятницу месяца с рыжеволосыми шлюхами в черных колготках. Логики никакой, но презрения полное сердце.
Меня затошнило, и я попросила принести мне стакан воды стюардессу, рисующую свою безукоризненно звездную улыбку перед каждым появлением в салоне.
Легче не стало. Что-то было не так.
Город встретил перелетных птиц порывами ветра и серой моросью, сыплющейся с бесцветного неба.
По спине пробежали мурашки.
Я подняла ворот пальто и направилась к автобусу.
Уже ритуальная проверка документов, выдача багажа и корнегианские улыбки обслуживающего персонала.
Бросаешь им стандартное «спасибо», совершенно ничего не вкладывая в это слово, и уходишь прочь.
На выходе из здания Аэропорта меня ждал брат.
- Привет, дорогая.
- Привет, - мы обняли друг друга совершенно безучастно и направились к машине.
- Все прошло гладко.
- Как никогда.
- Поехали, примешь ванную и немного поспишь. Ты выгладишь усталой.
Дверки захлопнулись в один голос, и я направила машину в сторону Манхеттена. Почти всю дорогу стояла какая-то непривычная тишина, словно все чего-то боялись. В воздухе повис страх и приторный запах недосказанности.
У меня сосало под ложечкой, я боялась повернуться к брату, лишь изредка косилась в его сторону, якобы всматриваясь в боковое зеркало.
- Ну, что не так? – я сдалась первой.
- Ты все еще его любишь.
Я молчала, не отрывая взгляда от белых сплошных линий.
- Ведь любишь. Просто сама себе боишься в этом признаться. Такая любовь, как ваша, не могла пропасть бесследно.
- Наверное, - сухо ответила я, - но это уже не важно.
- Нет, малыш, важно. Еще как важно. Сегодня у тебя с ним встреча. И ты должна будешь…
- Ничего я никому не должна… - перебила я и достала из кармана пальто пачку сигарет, - там - в бардачке - зажигалка, подай, пожалуйста, - длинные тонкие пальцы обвили собой зажигалку, и она вскрикнула неоновым пламенем, я прикурила, - спасибо. Он звонил, когда я еще была в Москве.
- И?
- И ничего. Сегодня в семь, где и всегда. Но я не хочу туда идти, я не хочу его видеть, - нервные, почти истеричные затяжки наполняли легкие дымом, - я не знаю, что делать, я…
- Ты просто боишься.
- Пойми, прошло пять лет. Пять лет мы с ним не виделись. Какой черт принес его сюда? Работа? Да черта с два, а не работа! Все кончилось давным-давно, и никто не просил его сюда приезжать, никто не просил его вновь ворошить прошлое.
- Он тебя любит.
- Любит – не любит. Мне все равно. Что мне-то с этого? Я не хочу назад, у меня уже другая дорога. Я свернула с того пути, по которому идут все. Я избрала себе другую жизнь. Я стала падшим ангелом, человеком, которому нет места ни на небесах, ни в аду. Ха! Да и не человек я уже. И души-то даже не осталось.
Салон заполнил детский смех. Брат смотрел на меня и смеялся словно ребенок.
- Ну, зачем ты врешь? Разве мама тебя в детстве не научила тому, что врать не хорошо?
- Грррррррр,.. - огрызнулась я в ответ.
- Ты прекрасно понимаешь, что он тебя любит, и что вам суждено быть вместе. О, Господи, вразуми же Ты эту дуреху! Тупотка ты моя!
Крылья моего носа приподнялись, я надула губы, словно обиженный ребенок и думала про себя, как бы отомстить за нанесенное моему самолюбию оскорбление.
Рука скользнула к лежащему на соседнем сидении телефону, и он тут же полетел в сторону брата.
- Ай! Больно!
- Будешь знать, как смеяться надо мной! Я тебя иногда ненавижу за то, что ты все знаешь. Как будто прочитал все будущее в какой-то книжке, хотя, нет, скорее в каком-то подписном журнале, приходящем каждый месяц на дом, и теперь сидишь и насмехаешься, наблюдая, как все прочитанное сбывается. Ну, ладно, умник, тогда скажи мне, почему я до сих пор не могу его забыть?
- Любовь. Вот и весь ответ. Ты думала, что просто так сможешь выбросить ее из сердца, просто так сможешь все забыть. Но это невозможно. Да, в твоих силах задвинуть чувство, переполняющее тебя, в глубину собственного подсознания. Закрыть все двери, окна, заткнуть все щели, но это ничего не изменит, она все равно замет отведенное ей Высшими силами место. Пойми, дуреха, что любовь – это твоя душа. То, с чем каждый человек появляется на свет. Она с тобой всегда, с самого рождения до самой смерти. Только кто-то может забыть о ней, а кто-то продолжает растить ее в себе, преумножать, возвышать.
Это то, что не имеет деления на какие-то качества и принадлежности. Она одна и она есть. Ты можешь говорить, что это - любовь к родителям, а это – любовь к другу, а это – любовь к нему, но ты не будешь права. Ибо любовь одна. Одна и для всех. Она не бывает большей или меньшей. Для всех она одинакова. И люди лишь привыкли лепить на нее странные ярлыки с надписями, словно боясь забыть - кому они присвоили ее, к кому они ее обратили. Глупые люди. Все ведь давно уже решено, и решено не вами.
Ты должна будешь сказать ему сегодня о том, что полнит тебя. Ибо он тот, кто идет с тобой рядом уже не первую жизнь. Так решили.
- Я не смогу,.. да и не хочу…
Он замолчал, и больше я не слышала от него ни слова. Он словно куда-то пропал.
Обрывок восьмой.
Вечером я накормила кота, поставила таймер на запись Вечерних новостей и, одев то, что попалось под руку, вышла из дома.
На улице меня ждал брат. Я села в машину, и мы направились на N-street.
Нервное курение, обрывки взглядом, застывшие на губах слова. Мысли должны были найти выход. Очередной светофор открыл им дорогу.
- Не хочу, чтобы все вновь повторилось.
- А ничего и не повториться, прошлое на то и прошлое, оно никогда не станет настоящим. Его уже не будет. Будет что-то новое. Решай сама…
Все вопросы тут же отпали сами собой. Я нажала на газ, злясь, что мне не дали стоящего совета, что теперь мне придется делать выбор самой.
Оставалось лишь слушать, как тишина вздрагивала тишиной, и лишь свет фар ехавших навстречу машин нарушал нашу иллюзию спокойствия. Каждый думал о своем мире, но никто не хотел в него возвращаться.
В этом безмолвном ожидании чего-то ужасающего и необратимого, мы подъехали к маленькой кофейне на пересечение двух улиц, в свете вечерних фонарей, приглушенном моросящим дождем, казавшейся какой-то заброшенной и жутко неуютной.
- Он уже ждет тебя.
- Я вижу.
- Тогда до встречи. Береги себя.
- Спасибо.
Я погасила фары, хлопнула дверка, пискнула сигнализация, ботинки заспешили по мокрому асфальту.
Было страшно войти внутрь. Там, словно грея руки у зажженной свечи, стоявшей на круглом столике у окна, сидел он, человек, которого я любила. Человек, которого я люблю.
Я немного поколебалась. Затем вспомнила слова брата, закрыла глаза и шагнула за порог.
- Привет, - он мило улыбнулся, увидев меня. Вышел из-за стола, но я его осадила.
- Я сама. Уже ведь не маленькая девочка, - отодвинула стул и плюхнулась на него, будто весь день пробегала на ногах и сейчас только и мечтала, как где-нибудь бросить свое усталое тело.
К нам быстренько подлетел официант, растянул улыбку на лице и приготовился записывать заказ в своем маленьком блокнотике.
- Что пожелаете? У нас 90 сортов отличнейшего кофе.
- Нет, - немного смутившись, оборвала я, - спасибо, чашку чая с лимоном и…
- И чашку белого каппучино, - ответил мой собеседник, затем перевел взгляд на меня, - я, как влюбленный, могу позволить себе чашечку кофе.
Официант исчез так же стремительно, как и появился.
Между нами повисло молчание. Я чувствовала, как меня медленно поедают взглядом, но поднять глаза не решалась. Было страшно.
- Ну, так как проект?
- Нормально. По крайней мере, ничего особенного и интересного. Обычная работа, как и всегда. Куча расчетов и чертежей. Пара недель без сна - и все готово.
- Ты получила то, что хотела, согласись. Тебе всегда это нравилось. И я рад за тебя.
На столе появились две чашки, и горячий пар заструился тонкими нитями, растворяясь в воздухе чуть коснувшись наших лиц.
- Ты же была лучшей на факультете. Я часто захожу на нашу кафедру, тебя там помнят, спрашивают – как ты. Люди помнят тебя, слышишь?
- Нет, не слышу. Я сбежала от этих людей. Конечно, можно сказать, что мне сделали предложение, от которого мог отказаться лишь глупец, работа в одном из самых перспективных и преуспевающих строительных агентств в Штатах заинтересовала бы любого архитектора, но суть-то не в этом. Я все равно сбежала бы из той страны, из того мира, он просто не для меня, или я не для него. Какая разница? Там мое прошлое, и туда я возвращаться не хочу. Так что зря ты приехал. Правда, зря.
- Знаешь, за что я тебя всегда любил?
Я закатила глаза и тяжело вздохнула.
- Не знаю.
- Знаешь. За твой ум. Ты же сразу поняла, что я приехал за тобой. Ни о какой работе здесь у меня и речи не могло быть. Я целыми днями торчу в Министерстве культуры по охране этих чертовых архитектурных памятников истории и задыхаюсь в своих мечтах о тебе. Я не переставал о тебе думать ни на секунду, после того, как ты ушла, громко хлопнув дверью, пять лет назад. Я так и живу в той самой квартире с видом на заброшенную станцию метро, ибо это наша квартира, наше метро, наше прошлое… память. Я ненавижу уже ее. Изо дня в день я обращаюсь к ней, чтобы найти силы жить. Мне все равно, что ты больной человек. Все мы больны в той или иной степени. Но я люблю тебя и прошу, чтобы ты вернулась со мной в Москву.
- Это не возможно. Все кончено давным-давно. И более ничего быть не может. Как бы мы этого не хотели.
- Но, солнце, я же знаю, что ты… мы же… В общем, завтра утром я улетаю домой в Москву, надеюсь, что вместе с тобой.
- Прости, но я не могу. Я не могу бросить работу, не могу бросить брата, не могу бросить мечты.
- Солнце, какой брат? О чем ты? У тебя же его никогда не было, - он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, в которых застыло ничем неподдельное удивление.
Я тяжело сглотнула, в горле начало пересыхать, так, что мне стало больно дышать. Грудь сдавило изнутри какой-то необъяснимой силой. Я начала задыхаться. Чернь поползла из уголков глаз и медленно начала заслонять собой свет горящей свечи. Я чувствовала, как кровь прильнула к голове, громкие барабаны застучали в висках и стали заглушать собой шум, полнящий кофейню.
Я попыталась оглянуться вокруг, но все плыло, теряло краски, исчезало. Наступала тьма.
Воздух! Мне нужен воздух!
Я вскочила со стула, опрокинув на себя горячий чай, и выбежала на улицу.
Шел дождь. Зимний Нью-йоркский дождь бил меня по щекам, приводя в чувства.
Чья-то рука коснулась моего плеча, но я даже не вздрогнула. Я тихо плакала, покусывая губы, чтобы не разреветься еще сильнее.
- Солнце, прости меня. Давай я отвезу тебя домой.
Брата в этот вечер я больше не видела.
Обрывок девятый.
Утро я помню смутно, впрочем, как и весь этот день.
Мое возвращение в реальный мир не было никем замечено, разве что падающими на стеклянный потолок каплями дождя.
На столике у дивана лежал ключ и записка, на которой размашистым подчерком было написано: «Доброе утро, солнце. Надеюсь, что оно именно доброе. Я ушел, так и не дождавшись твоего пробуждения. Сейчас, вероятнее всего, мой самолет уже летит над океаном. Кота я забрал, как ты и просила. Теперь мы с ним будем ждать тебя в Москве, по крайней мере, будем надеяться на твое «возвращение», почему-то хочется верить в то, что ты передумаешь. Ну, а если ты все же останешься верна своему выбору, пусть будет так. Значит, такова воля Господа. Но знай, что тебя помнят и ждут.
На всякий случай, я оставил тебе ключ от нашей квартиры, ее двери всегда открыты для тебя.
Верю. Надеюсь. Люблю».
Я пыталась вспомнить то, что было вчера вечером, после того, как дождь накрыл меня у дверей кофейни. Воспоминания редкими и мутными фрагментами мелькала перед глазами, меняя картинки одну за другой, сначала медленно, потом быстрее, еще быстрее…
Я видела, как мы сели в машину, как рваные белым линии на мокром асфальте начали сливаться от скорости в одну сплошную…
Дома я попросила минеральной воды, взяла кота на руки и долго сидела, не отрывая глаз от черного экрана телевизора.
Непонятная суета сменялась гулкой тишиной. Сигареты, слезы, разбитый о стену пульт, любящий взгляд. Ванная. Белое полотенце, пахнущее ванилью. Редкий гость, прилетевший с другого света, как казалось мне.
«Ляг рядом, пожалуйста. Обними меня, – просила я, будто маленький напуганный ребенок, – Давай просто уснем».
Дальше лишь тепло его тела, и глубокий сон, в который я провалилась, как только закрыла глаза.
Большего вспомнить не могла. Поэтому сейчас – утром – я не осознавала всего произошедшего. Паника, в которую я медленно проваливалась, давила мне виски. Я не могла оставаться в этой квартире. Не могла оставаться тут одна.
Вылетев на улицу, я поймала такси и отправилась в свой офис. Куда угодно, лишь бы видеть людей, лишь бы не оставаться одной.
Я зарылась в факсах и распечатках электронных писем; телефонные звонки и запросы в Москву. Любая информация о моем прошлом.
Становилось страшно.
А мимо взад и вперед сновали люди, улыбающиеся мне, помнящие меня.
После разговора со своей тетей, я повесила трубку и долгое время тупо смотрела в мерцание неоновых вывесок за линиями жалюзи.
Рабочий день давно окончен. Вокруг – тишина.
Хотелось бежать, но сил уже не было.
Я вызвала такси и, позвонив в Аэропорт, забронировала билет на ближайший рейс до Москвы.
Наступала ночь, которую решено было провести в Зале ожидания.
Другого варианта я не видела.
Обрывок десятый.
На висевших на стене часах было всего лишь одиннадцать вечера.
- Правда, друзья у меня шутники? - молодой парень шестнадцати лет лежал передо мной, закутавшись в простынь.
- Да уж, это верно, когда я садилась к ним в машину, не думала, что меня ждет такое, – я широко улыбнулась и закурила сигарету, - надеюсь, что тебе понравилось.
Мой юный «клиент», только что лишенный своей невинности, засмущался и опустил свои глаза, спрятав их под черными густыми ресницами:
- У меня День рождения и это самый великолепный подарок, какой мне только дарили.
Он накрыл мою лежащую на постели ладонь своею. Сердце у меня в груди бешено заколотилось.
- Спасибо, - прошептал он.
Мой взгляд заскользил по обоям комнаты, повторяя каждую линию незатейливого рисунка. Я понимала, что сейчас на меня смотрят черные глаза, и что вновь мне никуда не деться от них.
Почему-то стало обидно до слез, почему-то хотелось выхватить из сумочки, стоящей у самой кровати, пистолет и продырявить этого сопляка. Но я не могла. Он сказал то, чего не должен был говорить. Не должен, слышишь?!
Мне хотелось кричать! Кричать так, чтобы меня услышали все, чтобы крик отдался эхом в каждом уголке этого города, в каждой дворе, в каждой арке, в каждом сердце.
Но я лишь молча собралась и ушла, даже не посмотрев на парня, который сейчас сиял от радости. Он молод, горд, свободен. И он счастлив.
Господи, спаси и сохрани его.
Я выбежала из подъезда старенького серого дома, свернула за угол и упала на колени на промерзший асфальт.
Бьющийся в истерике человек в родном, но чужом городе. Я выла от раздирающей меня досады. Ненавидела всех и каждого. И кричала им об этом. Но он пришел первым.
«Держи, - он протянул мне платок, пахнущий ванилью, - Наверное, и тушь потекла».
Я знала, что он улыбается, но поднять глаза и посмотреть ему в лицо - было страшно.
«Ну, что, дуреха? Держи руку, вставай. Разлеглась тут. Эх ты! Разве тебе не говорили, что это некрасиво плакать на улице? Ну-ка, вставай», - он поманил пальцами к себе.
Поднявшись с земли, я откинула с лица влажные волосы и увидела брата. Он улыбался, и на его щеках играли ямочки. Ангел, сошедший с небес, только не белоснежный, а пепельно-серый, почти незаметный в густой ночи.
Мне было страшно и так хотелось наброситься на него и избить, избить так, чтобы он просил о пощаде. Хотелось разорвать его на тысячу частей и самой умереть тут же.
Мои ноги подкосились, и я плюхнулась на бордюр. Брат сел рядом.
Почему-то сегодня он не дал родиться тишине.
- Боишься.
- Не знаю.
- Зато я знаю, вот и говорю – боишься. Может, все-таки спросишь - в чем дело?
- Зачем спрашивать, если ты сам знаешь, что меня интересует.
- Ну, Тупотка, - он нежно обнял меня за плечи, и я почувствовала его тепло, - иногда и мне надоедает залезать к тебе в голову и читать твои мысли. Может, пора самой начать разговаривать?
- А смысл?
- Смысл? Смысл есть во всем, солнце, просто не всякий может его найти, а уж тем более понять, - он многозначительно замолчал, выдержал паузу и заговорил вновь, - Почему ты их убивала?
- Мама, - я тяжело сглотнула, - я мстила за маму и за… тебя. Но про тебя я узнала только вчера, когда разговаривала с тетей. Я не могу поверить, что все эти годы я общалась с призраком. Почему я не понимала, что ты – иллюзия?
- Потому что тебе этого не хотелось, дорогая. И так надо было. Но это решено не нами и потому нам не стоит сейчас грешить на прошлое.
- Я знала, что она умерла, пролежав двое суток в больнице, после жестокого изнасилования, но я не знала, что она потеряла тебя почти сражу же, как ее привезли в реанимацию.
- Сестренка, пойми, так надо было.
- Надо было – надо было! Чего ты заладил? Я прожила полжизни, думая, что у меня есть брат. Я разговаривала с тобой, играла, плакала, смеялась. А сейчас выясняется, что все это лишь иллюзия?
Может и уход отца за несколько недель до гибели мамы тоже иллюзия? Может, его шлюха тоже иллюзия? И слезы матери, бессонные ночи, каторжный труд за копейки, лишь бы прокормить нас – тоже иллюзия? А моя жизнь? Что теперь моя жизнь?
- Тссс… успокойся, нереален только я. Печально, что так и не смог донести до тебя то, что должен был. Наверное, я слаб, равно как и ты, потому что тоже когда-то был человеком. Прости меня, но я желал тебе только добра. Видимо, одного моего желания было недостаточно.
Он оторвал руку от моего плеча и достал из кармана своего пальто телефон.
- Держи, ты забыла его в машине. Там теперь только один номер телефона. А про прошлое – забудь.
Серый человек удалялся от меня гордой, молчаливой походкой, чуть касаясь земли полами своего пальто, а те, распахнутые, колыхались в порывах зимнего ветра, словно огромные тяжелые крылья.
Я слышала, как его глухие шаги эхом прокатываются по коридору прижавшихся друг к другу бетонных коробок и прячутся в арке дома напротив, ожидая, когда безликий силуэт их догонит.
Тени исчезают в полночь. Люди исчезают вместе с тенями...
Мне даровали прозренье.
- Спасибо, - прошептала я, когда меня окружила ночная тишина, - Спасибо за все. И прощай.
Я нажала на кнопку «вызова», встала на ноги и направилась в сторону оживленной улицы, спрятавшейся от меня за дворами, но дававшей о себе знать шуршаньем шин об асфальт и редкими сигналами автомобилей.
- Алло! Кто это?!
- Я вернулась, ставь вариться кофе, - улыбнулась в трубку и тут же рассмеялась во весь голос.
Снег... Серый от ночной темноты снег закружил стылым пеплом над промерзшей землей. Белые птицы спускались с небес, выстилая своим пухом самое дно черных зрачков. Возвращая листу его девственность и невинность, дабы дать нам шанс нарисовать все заново, так как пожелаем мы – искусственные рыбы искусственного водоема под названием – Вселенная.

«Звезда»
За разбитым окном тихо шел снег. Крупные снежинки застилали выженную землю белым ковром. Солнце пыталось проникнуть своими тусклыми лучами сквозь серость грозных туч.
Наступило первое утро новой эры. Эры без человечества. И твой взгляд означает, что где то мы прогадали...
В прошлом году в этих местах было очень красиво. Цвели цветы и дурманящие запахи витали среди стариных улиц. Свежость недалекого озера смешивалась с жаркими лучами ласкового солнца. Мы отдыхали от города. Ходили по аллеям, сидели на чудных скамейках, а ночью после вспышек желания, захватывающих и отрывающих от бренной реальности, мы бегали к озеру. Желтоватая луна хитро подмигивала с отражения на глади воды. Я брал тебя на руки и сливаясь в поцелуе мы погружались в темноту озера.
Но это было в прошлом году, тогда еще никто не знал о проекте «Звезда».
В начале сентября мы сидели на работе и перекидывались сообщениями. Монотоные данные об иследованиях, в перемешку с легким флиртом и планами на вечер.
Интернет буквально взорвался новостями о открытии американских ученых. И не удивительно, неограниченный источник эноргетических ресурсов, звучит заманивающе.
Шеф вышел из своего кабинета после получасового разговора по телефону. Поздравил всех в абсолютной тишине, и сообщил, что нас закроют через месяц, если мы не придумаем аналога.
Следующий месяц до сих пор кажется мне затянувшимся кошмаром. Лаборатории работали круглосуточно, кофе и тонизирующие напитки заполняли по новой в автоматы каждые 3 часа.
Я не помню занимались ли мы любовью, в тот серый сентябрь. По моему, нет. Создание аналога стало нашей целью, мечтой, сутью жизни.
20 числа многие ушли. Большая часть по состоянию здоровья. Тогда мы получили два выходных дня. Два дня сна...
30 числа мы пили шампанское, получали премии и праздновали создание чуда в ресторане.
«Звезда» была не просто аналогом. Она была запоздалым подарком, забывшего о нас бога. Велосипед, подаренный к десятилетию. Возможность покорять космос.
Бесконечный источник энергетических ресурсов и возможность преобразования энергии в материю.
Правительство попыталось прикрыть успех, но видимо подействовало чувство азарта перед Американцами.
В марте всё и началось. Весна и космическая экспансия. Небольшие челноки и огромные корабли разлетелись от старушки земли, словно дети выпущенные побегать по весенней зеленной траве.
Наш «Дом» мы закончили к последним числам апреля. Я помню как солне освещало твои волосы. Ты улыбалась и в твоих глазах плясала надежда. Мы отправились искать свою удачу.
Мы вернулись через месяц. Решив посетить твоих знакомых.
Нас ждала лишь обоженная земля. Пустые дома, грязные улици, брошенный транспорт.
Никаких следов вируса-убийцы, или биологического оружия. Но факт остаётся фактом, мы были одни на земле.
В те дни я проклял наше изобретение. Мы нашли бы работу, на крайний случай позвонили бы Дену в Нью-Йорк.
А теперь ты роняешь слезы у стен дома, где жили твои родители.
-«Как ты думаешь,»- Ты смотришь на меня, зная ответ. « У них был шанс?»
Я не научился лгать твоим зеленым глазам.
-Нет. Материя созданная «Звездой» существует только несколько месяцев. «Точка возврата»...
Ты плачешь, и слезы падают к твоим ногам.
-Это наша вина!!!!-Кричишь ты сквозь слезы.
Я не отрицаю, просто обнимаю тебя и смотрю в окно на тающую звезду.
Мы сидим у разбитого окна и белый снег застелает обоженную землю.
Звезда надежды обернулась для нас звездой проклятья.

Можно я пойду покурю?:0)

ещё не прочитала, но знаю, что классно!!:)))) щас обязательно прочитаю:)))

здорово!!!! ну я и не сомневалась=)))