Вечерний колокольный звон – бом, бом, б-Омммм! – гудит внутри, словно мантра, расплетает Их солнечные сплетения. Липовая сладость ластится, кружит головы, лампочка – птичка заскучала в металлической клетке над дверью подъезда. Бесконечный светло-карий океан в двадцати сантиметрах от такой же желтовато-чайной бесконечности. Два вектора, направленные навстречу друг другу, два луча, сливающиеся в один.
« А знаешь, мне кажется – все, что когда-либо происходило – зарождение и гибель цивилизаций, все вулканы, все звезды, все – случилось лишь для того, чтобы сейчас, здесь, под звон колокола, в дурманящих волнах липового цвета, встретились наши взгляды…» Она любит говорить ТАК, любит высокий слог и глобальные сравнения, когда Она ЛЮБИТ…
«Знаю»,- отвечает Он молча, не произнося ни слова… «Знаю – тебе кажется»- отвечает Он вслух… два микроскопических муравьиных силуэта на фоне ночного двора, два лилипута, танцующих на обломках всего, что было до и не желающих знать ничего, что будет после.
Знание всегда приходит внезапно, ниоткуда, эти проколы возникают независимо от Их желаний, но случайное сатори можно пригласить, заманить, подозвать, словно бродячую собаку, суля мозговую косточку. Знание стоит очень дорого, иногда за него приходится платить спокойствием и благополучием, иногда – жизнью. Но Они могут себе это позволить, Они прожили сотни жизней или сотни воплощений прожили Их, Они снова и снова умирали, чтобы заслужить понимание, приблизиться к ЭТОМУ. Они проживут еще столько же или в несколько раз больше, чтобы это осознать и, наконец, освободиться от неуклюжих, громоздких оболочек, от множества мелочей, причиняющих боль.
Она видела Его. Слышала Его. Она Его чувствовала. Теперь Она может сказать – Она ЗНАЕТ Его. Знает глазами, губами, ощущая кожей, касаясь краешками души и кончиками крыльев. Они то плавно и медленно, словно вода и мед, перетекают друг в друга, то неожиданно закипают, взрываются, разлетаясь тысячей осколков, чтобы, остыв на лету, замерзнуть, уснуть, а после упасть вниз, в теплые ладони благодатной почвы таких нечастых настоящих встреч, и, растворившись в ней, пробудиться и снова тянуться к солнцу перламутровыми ростками. Ее любовь переполнила, перевыполнила Ее, Ей все чаще хочется пустоты, Она ищет пустоту как убежище, ищет в себе прежнего Наполеона, а находит лишь млеющее, распластавшееся как медуза на горячем песке, бесформенное существо. Влиться в Него и остаться там, внутри, принять Его очертания, выстрадать, выкипеть, испариться, взлететь, снова спуститься, пролиться… Круговорот Ее в Нем. Циклические метаморфозы ты-я-ты-я-ты. Она никогда не сможет отнять у Него свободу, но то, что Она уже сделала, несравнимо больше – Она стала частью этой свободы, незаметно просачиваясь сквозь поры, окутывая все, что болит, мягким, ласковым теплом…
Идти, не разбирая дороги. Все дороги для Них одинаковы. Все Их дороги ведут к Ним. Единственное, что ценно. То, что так легко разрушить и почти невозможно воссоздать заново. Ночь. Двор. Запертый в клетке птенец жар-птицы с вольфрамовым сердечком. Руки, глаза, губы. Он. Она. МЫ.