Два портрета
Человек ходил по свету
И искал в толпе людей
Образ ангела во плоти –
Всех добрее, всех святей.
Он в далеких, близких странах
По лесам, горам бродил
С кистью, красками, мольбертом,
Но никак не находил
Он того, кто всех светлее –
Чтоб пылал любовью лик,
Без греха и злобы тени…
Он устал, главой поник.
И в каком то летнем сквере,
Сел на лавку отдохнуть,
И, отчаявшись, заплакал,
Вспомнив свой нелегкий путь.
Не судьба, наверно, в людях
Образ ангела найти…
Вдруг дитя к нему подходит:
«Дядя, что ты, не грусти.
Хочешь – на, возьми конфету»,-
И глядит ему в глаза.
И художник изумился.
По щеке течет слеза.
На него глядит безгрешный,
Чистый, светлый и святой
Ангел в синей рубашонке.
«Кто же, мальчик, ты такой?
Как глаза твои прекрасны.
Как тебя прикажешь звать?
Леня? Леня! Разреши мне
Твой портрет нарисовать!»
И на крыльях вдохновенья,
В пять минут шедевр готов:
Дивный ангел шестикрылый,
Существо других миров.
И сказал ребенку: «Леня!
Благодарности моей
Передать не хватит жизни,
А не то, что пары дней.
Ты меня счастливым сделал,
И все то, что я искал
Годы долгие на свете
В миг, бесплатно, взял и дал!»
Мастер, снова чуть не плача,
Распрощался с ним, как брат,
Пожелав всех благ на свете,
Он домой пошел, назад.
Годы шли, не меркла слава –
Стал известен всей стране
Он и ангел его светлый,
За стеклом на полотне.
Это был неповторимый,
Бесподобный страж небес…
Если ангел так прекрасен,
Как ужасен, будет бес?
И седой уже художник
Старый свой мольберт достал.
И пошел по свету снова –
Образ демона искал.
На базарах, в подворотнях,
Разных он видал людей,
Много было в них от зверя,
Но не видел он зверей.
Он побрел тогда по тюрьмам,
Лагерям, где всякий сброд.
Но и там – простые люди,
Грешный, но земной народ.
Каждый – мутный образ Божий,
Сатаны меж ними нет,
Хоть сидят они немало –
Десять, двадцать, тридцать лет.
Скоро лагерный смотритель,
Пожалевши старика,
Говорит: «Отец мой, что же,
Почему в глазах тоска?»
И ему тогда устало
Старый мастер объяснил:
«Я вообще-то рад безумно,
что нигде не находил
Беса в теле человечьем –
Значит мир еще живой.
Только жаль, что не увижу
Я шедевр последний свой»
И тогда смотритель тюрем
Очень тихо говорит:
«В зарешеченном подвале
Этот зверь сейчас сидит…»
И провел его до места…
И художник закричал –
Зверь, в обличье человека,
Проклиная все, рычал.
Он, в безумной черной злобе,
Прутья тряс своей рукой,
Расшибая в кровь ладони…
«Кто же, кто же ты такой?» –
Побледнев лицом от страха
Прошептал седой старик
«Как вообще на свете белом
Этот выползень возник?»
Рот щербатый брызжет пеной,
Кровью налиты глаза,
И гремит, ругаясь дико,
Как осенняя гроза.
Достает художник кисти,
Разложил мольберт, трясясь.
«Как зовут тебя, несчастный?» -
Он спросил и сел прям в грязь.
Ведь звериный крик катился
И рыдал со всех сторон:
«Было время – звали Леня,
Ныне кличут – Легион…
В детстве розовом далеком
Я в песочнице играл,
И с меня художник даже
Образ ангела писал,
А теперь в подвале этом
Я лежу, упав с небес…
Как же так? Скажи мне, старец –
Был я ангел, стал я бес.
Что ж, возьми свои приборы,
Образ демона пиши…
Почему?!… Поверь, мне страшно,
Есть прощенье мне, скажи?
Почему?!… Я был ребенком –
Жил безгрешно. Позже стал
Пьяным, черным и жестоким.
Сколько я поубивал!
Ты пришел и мне, невольно,
На меня глаза открыл…
Как теперь назад вернуться,
Нет.… Не стать таким, как был…»
И без сил, гремя цепями,
Он упал на серый пол
И, рыдая, грыз железо…
А художник сел за стол.
И, смахнув слезу рукою
С глади белого листа
Написал шедевр последний –
Казнь.
Голгофа.
Три креста…
Alexsen,
← Вернуться к журналу «Alexsen»
Комментарии
как говорилось в одном фильме "...что с нами делает жизнь."
Judah's Face по моему называлась...
История не оригинальная нифига.
Я её на инглише читал.
Поэтому смысла в рифмоплётстве не было.