Посреди широкой дороги стоял и чесал загривок – русский богатырь Илья Муромец.
- И де мы вчера были, и де мы коня-боевога-друга праибали, от видь пианая скатина, де ж мой коник, - на богатырских глазах навернулись слезы.
Навстречу сентиментально настороеному богатырю шел странного вида человек, одетый в какой-то балахон, с мечом на поясе.
- Узбек, - падумал Илья.
- Алкаголик нах, - падумал идущий.
- И здрасте братским народам, - забыв о пропаже, прогорланил богатырь.
- И здрасте гадским папам, - процедил сквозь зубы незнакомец.
Читать далее
- Э, э, ты че бадаешься?
- Эта я так здороваюсь, – подыхивая перегаром, обьяснил путник.
- Ни совсем уловил, вы аткуда будити и куда в канечном итоги, путь держити, ик..
- Пазвольте, представиться – самурай его императорского величества – Маци, муци, моцо, мацото, ну одним словом, можно звать – Мото, а вас, простите, как?
- Меня Илья, очинь приятно, ик …. можа отметим, так скать, стыковку, - детина надолго задумался, но так и не придумал, стыковку чего с чем, надо отметить, вместо этого он спросил: - А че эта у вас, дяденька, пальцив малехо не хватаит, топором никак брились, ик, гыыыгыг.
- Это, обычай такой - не сдержал клятвы, режь себе палец, такие законы.
- Видать, не раз ты самурай, проотвечался, ну да ладно, пойдем в кабак, выпьем пивка, заодно поспрашаю насчет коня своиво.
- Дайте подумать… я, пожалуй, не против.
Пройдя с версту в полном молчании и думая каждый свою думу, воины пришли к сараюшке, которая, как пояснил Илья, является местным увеселительным заведением, остановив попытки самурая разуться на входе, Илья впихнул Мото в кабак.
В помещении неважно пахло, освещение оставляло желать лучшего, за несколькими деревянными столиками сидели местные пьяницы, в углу играл гусляр.
Усадив Мото за свободный стол, Илья направился к дородной барышне, видимо, хозяйке заведения.
- Ой, Пелагея Батьковна, как ваше драгоценное, а я вот к вам гостя привел, таджик неразумный, по степи мыкался, с жажды пагибал, спас я его горымычного, и сразу к вам, показать диковинку, пивка бы нам.
- Ты, Илюша, хоть лешего приведи, а понимать должен - деньги вперед.
- Ну што ж ты, мать родная, губишь в цвете лет, пролей нектар – трубы гарят, ик.
- Последний раз... алкоголик, ище забулдыг с собой тянет, - шипела как змея «родная мать».
- Понял, исправлюсь, на будущий год схожу к кузнецу, курс лечения пройду, ик, новым человеком стану, женюсь на вас, вот, о чем эт я, а может к пифку так же бражки добавите, борща каково-нить, ик, кстати лошадку беспризорную не видали?
Обрадованная нежданно свалившимся женихом и увлеченная перспективой выбиться из оскорбительного сообщества – старых, незамужних девушек – Пелагея распорядилась обслужить клиентов по полной.
- Ну вот, как бишь тебя, а да точно, Мото, можно типерь и того, всмысле выпить, эй, скрипач на крышке, завязуй колыбельные брынчать, сыграй чо-нить наше, богатырское.
Гусляр кивнул и забрынчал нечто еще более печальное. Выпив кружку браги, Илья Поинтересовался: - И каким ветром в нашу сторонушку вас, прастите, занесло?
- Как-то к нам в Осаку прибыл бродячий цирк, - начал трагичную историю самурай, - ну клоуны там, акробатки, я и подумал, почему бы не совместить приятное с полезным, не сходить на представление, а затем, познакомившись с контингентом, выпить и соответственно подарить счастье какой-нибудь гимнастке, как смотрел - помню, как заходил в гримерку – помню, дальше провал, очухался в Тамбове, на хую шишка, денег нет, сабля в жопе, вот так три года мыкаюсь по Руси, но мне так никто и не смог обьяснить, каким таким образом я сюда попал, и в какой стороне Родина.
- Да, кувыркнула тебя жизнь, ну давай штоль по второй, - за второй споро протекла третья, после восьмой беседа собутыльников приобрела весьма доверительный характер.
- Ты, друг мой Мото, есть самый что ни на есть лучший мужик на свете... уважаю я тебя очень... вот только не знаю, чем тебе помочь, брат мой горееемычный, - Илюшина речь сорвалась на безутешные рыданья, и он уткнулся головой в свой пудовый кулак.
- Мне бы только узнать в каком направлении Япония, очень я соскучился по соплеменникам, особенно по соплеменницам, ах, как хочется, Илюша, пофтыкать на Фудзияму, нюхнуть цветущую сакуру, соорудить экибану, помыть пятки в Японском море.
- Да вот там твоя Ипония, - пробурчал Илья указал пальцем на северную стену кабака, конечно же он не знал где находится Япония, кто таков - Фудзияма, просто он очень хотел чем-нибудь порадовать, столь дорогого его сердцу Мото.
- Ты так меня обрадовал, Илья, дай я тебя поцелую, наливай родимый, что ж ты молчал.
- Дык не хотел, чтоб ты самодепортировался, - обрадовался, сотворивший счастье японцу, Илья.
- Гейшу мне, немедленно, - орал японский товарищ.
- Две давай, - вторил ему Илья совершенно не представляя, что есть гейша.
Выходя из кабака, друзья наткнулись на худое животное, с грустными, как у спаниеля, глазами, которое, судя по выражению печальной морды, совершенно не разделяло радости увидевшего его Ильи, животное, предположительно, было конем: - Нашелся, роднинький, прости меня, дубового, покинул я тебя, побросил на долю тяжкую, - далее слышны были продолжительные всхлипы, чмоканья, заверенья в искренней любви и расскаяньи.
Японский бродяга, притомившись наблюдать столь трогательную и умилительную сцену воссоединения богатыря со своим транспортом, предложил по этому поводу пропустить еще по ковшику браги и закусить пивом, на что получил одобрительный хлопок по спине.
- На тебе, гуляка, привыкай к семейной жизни, - бескомпромиссно заявила Пелагея, пряча увесистую скалку под сарафан.
Гусляр играл марш.
Очухался Илья Муромец – вечером, ни японца, ни коня рядом не было.
- Вот ведь сука, турок цыганский, увел коня, падлюка, найду - выверну наизнанку, ну берегись, Мото – хуето, будет тебе, черт ускоглазый, хреновато.
Черный от злости, Илья побрел в произвольном направлении в поисках угонщика.
Самурай тем временем скакал в направлении Таджикской границы - довольный своей смекалкой, он размышлял, удастся ли ему поменять коня на какую-нибудь шлюпку.
На границе вел боевой дозор славный русский богатырь номер два – Добрыня Никитич, он сидел в сторожке и ковырял в носу, тем временем как Мото галопировал в его направлении. Решив поинтересоваться, верной дорогой ли он движется, японец спешился.
- Здравия желаю защитникам границ и хранителям спокойствия, - войдя на пост, сказал японец и поклонился.
Бдительный богатырь, чуть не упал от неожиданности с табуретки: - Мать твою так, стучать ведь надо, от узбек неразумный, оставишь ведь Россию без надежды и оплота.
- Простите, исправлюсь, подскажите уважаемый, верным ли курсом я движусь, относительно Японии.
Взгляд богатырский на минуту помутнел, была не раз почесана репа, после чего последовало афторитетное заявление: - Я так разумею, что да.
- Огромное спасибо, ах, да не найдется ли у вас овса в долг, коня покормить, а то боюсь не дойдет он до побережья – издохнет, что будет весьма прискорбно, а весной я вам все отдам.
- В долг не дам, а вот на зубочистку твою поменяться можно, - указывая на японскую саблю, сказал Добрыня.
- Это не зубочистка, это катана… договорились, живодер.
Выйдя из сторожки и было уж направившись за овсом, Добрыня признал в запыханом животном коня своего коллеги, Ильи.
- Опа, да у нас тут, сдается мне, незаконный вывоз из страны ворованных зверушек имеет место быть. Признавайся гаденыш, пошто коника у камрада увел,- схватив самурая за ухо спрашивал Добрыня: - Извини, но прийдется тебя наказать по всей строгости закона.
- А че собссна происходит... отпустите, дяденька… не виноватая я.
В окресностях заставы были на много верст вокруг слышны крики.
- Уважаемый, эту катану сделал великий мастер – Хаджиморо сан – может не стоит произведение исскуства - и в зад, это, в конце концов, оскорбительно!
- Молчи, конокрад, такие у нас законы, кто с саблей к нам прийдет, тот, стало быть, ее куда надо и получит.
- Я больше не буду, не надо... ааааааааааааа!
- Конечно, не будешь, гыыг.
Глаза лошадки удивленно округлились.
P.S
С тех пор японцы не воруют лошадей и не ходят в цирк, а замрут на одном месте, сожмут очко и созерцают камни.