Вас обидели. Что делать?
В нашем обществе нередко встречается особый тип поведения - поведение, связанное с обидой или полученным оскорблением. Не всегда нас обижает кто-то посторонний: мы и сами можем себя обидеть или обескуражить. Этот тип поведения с трудом поддается классификации, но все же можно выделить две основные категории обид и, соответственно, поведения, вызванного ими. Обида общего характера, как правило, не спровоцирована каким-либо конкретным набором черт и признаков у того, кому нанесена. Обиды же специфического характера возникают у представителей неких групп или меньшинств, которым традиционно приписываются черты и особенности, непривычные или отталкивающие, с точки зрения окружающих.
Вот несколько примеров обид общего характера: кто-то приходит на работу без галстука, и его отчитывают; кто-то случайно помял чужую машину; сделал ошибку; не может понять того, что ему пытаются объяснить, и тому подобное. Людей, становящихся объектами специфических обид, можно подразделить на множество групп: сюда относятся чернокожие, латиноамериканцы, индейцы и вообще любые этнические меньшинства; заключенные, душевнобольные, женщины, инвалиды, толстяки, дети, левши, коротышки, красивые женщины и привлекательные мужчины, старики, алкоголики, богатые, бедные и так далее. Несомненно, представители отдельных подгрупп - например, женщины или нацменьшинства подвергаются обидам чаще, и обиды эти носят более тяжелый и сложный характер, но установить единую шкалу в рамках этой категории едва ли возможно.
Теперь попробуем классифицировать наши обиды (и те, что исходят от других, и те, что мы наносим себе сами) в терминах неуверенного или агрессивного поведения. Прежде всего выделяются обиды, нанесенные путем вербальной или невербальной агрессии. Затем существуют (как следствие неуверенного поведения) ненамеренные обиды, также причиненные вербальным или невербальным способом. Обиды же, которые мы наносим себе сами, бывают скрытые, или завуалированные, и явные.
Сперва попробуем разобраться в обидах, которые нам причиняют другие.
Вербально агрессивная обида
Этот тип обиды легко распознать, поскольку говорящий обращается лично к вам, к тому же в повышенном тоне. Как вы помните, люди зачастую высказывают свои претензии туманно, окольными путями. К данному случаю это не относится. Если вас обидели (оборвали, отчитали) в вербально агрессивном тоне, то намерения говорившего сомнений не оставляют. Чтобы пояснить это, давайте обратимся к примеру.
Вы пытаетесь выехать с автостоянки, где машины стоят чуть ли не вплотную друг к другу. Дав задний ход, вы случайно врезались в соседний автомобиль и оставили вмятину на боку. Вы выходите из машины, чтобы посмотреть, насколько серьезен ущерб, и тут подбегает владелец и начинает орать: "Эй, ты, идиот! Это что же ты делаешь, а? Я кучу денег вложил в эту машину и надо же было встать на парковку рядом с таким кретином!"
Можно слегка видоизменить ситуацию, предположив, что водитель, на которого кричат, чернокожий. И тут мы уже будем иметь дело с обидой специфического характера. Тогда в речи пострадавшего владельца должно прозвучать что-нибудь вроде: "Черт бы вас побрал, черномазых придурков!" или "Ах ты, черный сукин сын!"
В любом случае не так уж трудно сообразить, что вам нанесли обиду. Но что вам следует делать, как отвечать? Мы пришли к выводу, что первый и самый важный шаг - это терпеливо дать человеку выговориться. Не вступайте ни в какие объяснения, пока гнев вашего оппонента окончательно не выдохся; все равно к хорошему это не приведет. И только когда вы видите, что он уже способен вас услышать, можете сказать следующее: "Послушайте, мне очень жаль, что я помял вашу машину. Я прекрасно понимаю, как вы расстроены, но ведь я это сделал не нарочно. Вы вправе возмущаться, но будьте так добры, перестаньте меня обзывать. А теперь давайте я запишу вам адрес моего страхового агента, чтобы вы с ним связались".
Если нанесенная обида осложнена специфическим характером, то есть объектом ее стал представитель одного из меньшинств (в данном случае негр), то мы рекомендуем ту же тактику: "Послушайте. Да, я помял вашу машину и у вас есть полное право возмущаться. Я приношу свои извинения. Но я не потерплю, чтобы вы называли меня "черномазым". Это здесь совершенно ни при чем, так что, пожалуйста, прекратите. А сейчас я дам вам адрес моей страховой компании".
Конечно, ваша реакция на невербальном уровне будет в этой ситуации полностью зависеть от ваших чувств и переживаний. Не исключено, что оскорбительные замечания оппонента выведут вас из равновесия и вы ощутите резкий приток адреналина.
Мы уверены, что гнев, который вы испытываете, можно и нужно выказать оппоненту, и сделать это можно следующими способами: во-первых, говорите быстро и твердо; во-вторых, при слове "послушайте" сделайте одновременно останавливающий жест рукой и, в-третьих, разговаривайте подчеркнуто серьезно, без улыбки.
Заметьте, мы отнюдь не советуем вам кричать, ругаться или еще как-то отвечать агрессией на агрессию. Возможно, вы и ощутите прилив агрессивных чувств, но вам следует помнить, что ни один конфликт таким способом не разрешить. Если вы уже научились ассертивному поведению, то вполне можете без ущерба для себя подавить этот агрессивный импульс и погасить свою вспышку гнева.
Вот четыре основных элемента наиболее правильной реакции в вышеописанной ситуации:
1. Извинитесь за то, в чем вы действительно виноваты, даже если вас только что оскорбили.
2. Покажите, что вы понимаете и уважаете чувства другого ("Я понимаю, как вы расстроены"), так вы проявите участие к оппоненту, а заодно дадите понять, что ему нет надобности еще раз подробно описывать вам, что именно он испытывает.
3. Объясните своему оппоненту, как вы относитесь к его (ее) оскорбительным замечаниям.
4. Предложите такое решение, которое всех устраивает, исправляет ситуацию и кладет конец дискуссии.
Невербально агрессивная обида
В этом случае, в отличие от предыдущего, факт нанесенной обиды не так очевиден, поскольку обида не выражена словами. Однако существуют легко вычленяемые невербальные сигналы, например: тяжелый сверлящий взгляд, поза "руки в боки", кулак, которым трясут перед носом собеседника, чрезмерно тяжелая или быстрая агрессивная походка и т.п. Все это вряд ли целесообразно выделять как самостоятельную категорию, поскольку обычно агрессивное поведение чревато и вербальной реакцией, она совпадает с невербальной или же следует сразу после. Все же рассмотрим пример чистой невербально-агрессивной реакции, вызывающей обиду у собеседника. Это пример обиды общего типа, имевшей место между супругами и воспроизведенной в кабинете психотерапевта.
Он. Ты постоянно мне это твердишь, а когда я тебе говорю, что это неправда и я могу это доказать, ты никогда не слушаешь. (Она в середине его реплики резко вскидывает голову, словно ее ударили.)
Как только муж замолкает, психотерапевт обращает внимание обоих на ее невербальную реакцию и затем анализирует отношение каждого из них к этому жесту. Как правило, она своего жеста просто не замечает, он замечает, но молчит. Значит, ее следует ориентировать таким образом, чтобы она выражала свои мысли словами, а не жестами, которые легко неправильно истолковать. Если он сам заметит этот ее жест, то реагировать должен так.
Он (прервав свою мысль). Ты заметила, что только что сделала? Или: Я бы тебя очень просил не дергать вот так головой, когда я с тобой разговариваю.
Она. Ты о чем?
Он. Видишь ли, когда я сказал: "Ты постоянно мне это твердишь", ты дернула головой. И меня это нервирует, потому что я не понимаю, что ты этим хочешь сказать. Может, ты лучше подождешь, пока я закончу, а потом объяснишь все словами?
Она. Я постараюсь. Просто очень уж ты меня разозлил. Но ты прав, лучше все сказать словами.
В этом примере существенны два момента. Во-первых, он не стал истолковывать ее резкий жест, а просто сообщил ей, что именно его нервирует. Во-вторых, он не сдерживался и не отмалчивался, а постарался обсудить проблему, как только понял, в чем она состоит.
Ненамеренная вербальная обида
В отличие от вербально агрессивной, этот тип нанесенной обиды не так легко распознать. Не совсем понятно, что именно пытается сказать вам ваш собеседник, так туманно и уклончиво он выражается.
ПРИМЕР: обида общего типа.
Вы недавно развелись с женой и теперь встречаетесь с девушкой значительно моложе вас. Вся ваша родня об этом уже знает. И вот на очередном семейном сборище к вам подходит тетушка и с широкой улыбкой произносит: "Ну что, связался черт с младенцем?" Не понимая, о чем идет речь, вы переспрашиваете: "Ты про что?" На это она отвечает: "Да сам знаешь, всякие там шашни с молоденькими!" И тут же добавляет: "Ну рада была тебя повидать. Извини, я ужасно спешу..." - и удаляется, уже беседуя с кем-то другим.
ПРИМЕР: обида специфического типа.
Вы латиноамериканка и пришли на вечеринку вместе с коллегами, большинство из которых англосаксы. Один из них, организатор вечера по имени Джек, подходит к группе, в которой вы стоите, и заводит разговор о том, в какие игры можно сыграть и какую музыку послушать. Внезапно он с широкой улыбкой поворачивается к вам и говорит: "А вы, Мария, могли бы нам на гитаре побренчать, а? У вас там все кой-что в музыке смыслят, верно?", тон у него при этом откровенно снисходительный.
Разумеется, уловив его тон, вы мгновенно понимаете, что вам нанесли обиду, к тому же исподтишка.
В обоих приведенных примерах обидчик не высказывает свои мысли открыто. Тетушка даже не дала вам возможности ответить, поспешно ускользнув. Оба, и она, и Джек, предпочли не поговорить с вами с глазу на глаз, а воспользоваться прикрытием общей беседы.
Конечно, найти выход из такой ситуации непросто. Всем нам известны случаи, когда люди годами не разговаривали друг с другом из-за подобной стычки. Возможно, первым нашим побуждением будет избегать в дальнейшем всяческих контактов с тетушкой или с Джеком, потому что она - ханжа, а он - бестактный болтун. Но все дело в том, что такой выход не облегчит душу ни им, ни вам. Между вами словно черная кошка пробежала, в воздухе висит напряжение. Даже если его (ее) выходка вас совсем не обидела и вовсе не задела ваших чувств, все равно мы настоятельно советуем обсудить с ним (ней) этот случай. Ведь для них ситуация так и не получила разрешения. Конечно, можно сказать, что это их забота, а не ваша, но все же, на наш взгляд, всегда лучше разобраться в ситуации, чем просто замолчать ее. Кроме того, если вы никак не отреагируете на этот поступок, он может повториться. Итак, самое лучшее - немедленно взять ситуацию в свои руки.
Но пока открытым остается вопрос - как вам следует вести себя с тетушкой или с коллегой - устроителем вечеринки? Давайте начнем с тетушки. Постарайтесь как можно скорее выбрать момент и остаться с ней наедине, не откладывайте этого разговора. В то же время не следует кидаться ей вдогонку немедленно после ее оскорбительной реплики и сгоряча упрекать ее. Лучше подойдите к ней в тот же вечер или через пару дней и скажите: "Ты не могла бы уделить мне несколько минут? Нам надо поговорить". Дальше ситуация будет, вероятно, разворачиваться так:
Она. Поговорить? О чем?
Вы. Мне очень не понравилось то, что ты мне на днях сказала, и я хотел бы это разъяснить раз и навсегда.
Она. Но я же просто пошутила. Нельзя так серьезно ко всему относиться - мало ли что я скажу!
Вы. И все-таки я хочу с тобой поговорить. Давай куда-нибудь отойдем. (Оставшись вдвоем.) Может быть, ты и пошутила, но мне это было очень неприятно. И особенно твой тон. Как будто ты меня ударила и убежала. Можно подумать, тебе лично досаждает, что я встречаюсь с молодой девушкой.
Такую же модель поведения мы рекомендуем и в случае с Джеком. Выждав некоторое время, отведите его в сторону и скажите примерно следующее: "Послушайте, Джек. Помните, вы сегодня предложили мне "побренчать на гитаре"? Так вот, мне было крайне неприятно услышать, что "у нас там все кое-что смыслят в музыке". Я, например, вообще не играю на гитаре. Вы, наверно, думали, что это милая шутка, но на самом деле вы меня очень обидели, и я считаю, что вы должны об этом знать".
Едва ли стоит продолжать детальный разбор этих двух примеров, возможны различные варианты развития этих ситуаций. В любом случае помните: если вы овладели всеми компонентами ассертивного поведения, ранее описанными (взгляд, контроль над голосом и так далее), то почти наверняка вам удастся разрядить возникшее между вами напряжение.
Ненамеренная невербальная обида
Консультанты по вопросам семьи и брака, применяющие в своей практике ролевые игры, приводят наиболее показательные примеры нанесения ненамеренной обиды невербальным способом. Чаще всего такие невербальные средства используются не сознательно, с целью раздражать собеседника, а просто автоматически. Проиллюстрируем эту категорию двумя примерами.
ПРИМЕР: обида общего типа.
Она. По-моему, ты мог бы мне позвонить, если задержался на работе. Часто я вообще не знаю, придешь ты домой к ужину или нет. А сколько раз я готовила ужин на двоих, но потом, не дождавшись тебя, ела одна?! (И замолкает в ожидании ответа.)
Он ничего не отвечает, только пристально на нее смотрит. Продолжает смотреть, пока ей не станет неловко, она отведет глаза или решит, что он чего-то не понял и нужны еще аргументы. Тем не менее она никак не комментирует его манеру так смотреть.
В этой ситуации его пристальный взгляд и молчание скоро начнут ей казаться выражением неприятия того, что она говорит. Она начнет нервничать, почувствует себя уязвимой. И в ближайшем будущем отреагирует на этот взгляд и молчание примерно так.
Она. Мне этот твой взгляд уже надоел. Ты не можешь побыстрее отвечать? Или: Что ты так смотришь? Ты что-то не понял?
ПРИМЕР: обида специфического типа (нанесенная ребенку).
В комнате двенадцатилетнего ребенка ужасный беспорядок: одежда разбросана по полу, кровать не застелена и так далее. Входит его (ее) отец, обводит глазами этот кавардак, морщится, пожимает плечами и, разведя руками, поворачивается к двери.
Сын (дочь). Папа, в чем дело? Тебе что-то не нравится?
Отец. Да уж, тут жуткий свинарник. Неужели так трудно прибрать?
Сын (дочь). Ладно. Я сейчас занимаюсь, но через пару минут закончу и тогда все приберу. Только... можно, я тебе кое-что скажу? Насчет того, что сейчас было?
Отец. Ну давай. А что такое?
Сын (дочь). Ты, пожалуйста, когда приходишь, говори все, что думаешь, словами. А то, если ты вот так смотришь и пожимаешь плечами, я не понимаю, что ты хочешь, чтобы я сделал(а).
В двух приведенных выше примерах самое главное - это попытка выяснить, действительно ли вас хотели обидеть. В ситуации "связался черт с младенцем" вы спрашиваете: "Ты про что?", а в ситуации, когда собеседник, не отвечая, смотрит на вас давящим, пристальным взглядом, уместно спросить: "Почему ты так смотришь? Тебе что-то непонятно?" Провести такое выяснение необходимо по двум причинам. Во-первых, может выясниться, что вы ошибочно интерпретировали как попытку вас обидеть действие, такой цели вовсе не имевшее. Во-вторых, выясняя или уточняя подоплеку действий собеседника, вы можете заставить его, так сказать, "прийти в себя" и, возможно, изменить свое поведение. Может быть, ваш собеседник просто увлекся ролью обидчика - то есть "сильного", - и в его поведении нет заранее обдуманного намерения; если же вы дадите понять, что видите эту игру, то ему придется отказаться от принятой на себя роли и далее общаться с вами на равных. В любом случае, промолчав, вы как бы поощряете людей к дальнейшим нападкам, особенно если в первый раз они действовали сознательно.
Уточнение или проверка, сделанная с целью избежать ложного толкования, крайне важна. Дело в том, что мы зачастую приписываем действиям окружающих некий смысл и затем ведем себя в соответствии с этим толкованием, даже если оно ошибочно. Проиллюстрируем этот тезис с помощью двух примеров.
Одна из наших клиенток пришла в магазин, чтобы выяснить недоразумение с каким-то счетом. По ходу разговора продавщице понадобилось отыскать ее имя в торговой отчетности. И тут оказалось, что она была немного знакома с нашей клиенткой несколько лет назад. "Так это вы Джейн Браун?" - спросила продавщица. "Да, это я", - ответила женщина и в ответ услышала: "Ну надо же так измениться!" Когда разговор подошел к концу и Джейн собралась уходить, продавщица снова повторила: "Нет, ну надо же так измениться!" К сожалению, Джейн совершенно растерялась. Она никак не могла понять, что именно хотела сказать этим продавщица, но спросить ей в голову не пришло. Вместо этого она решила, что сказанное относится к ее внешности и что изменилась она, конечно, к худшему. Главное, она не делала ни малейшей попытки выяснить или уточнить этот вопрос.
Другой пример взят нами из практики групповой терапии. Одна из участниц по имени Сьюзен долго и подробно рассказывала о своих взаимоотношениях с родителями. Все это время другой член группы, Джо, сидевший напротив нее, хмурился и гримасничал. Когда она закончила, группа постепенно перешла на другую тему.
И тогда руководитель спросил: "Скажите, Сьюзен, вы заметили, как Джо реагировал на ваш рассказ?"
Сьюзен. Ну да. Вы имеете в виду его мимику?
Руководитель. Именно. Как бы вы ее интерпретировали?
Сьюзен. Ему явно не понравилось то, что я говорила. А может быть, ему было скучно.
Джо (со смехом). Да нет, совсем не в этом дело. Я просто вспомнил, что мои родители обращались со мной точно так же. Так что я вас вполне понимаю.
Этот пример из области невербальных реакций еще раз подчеркивает необходимость проверять или уточнять свои толкования. Не надо предполагать, не надо гадать, просто спросите и узнайте наверняка. Проявляя ассертивность, выясняя или пытаясь уточнить, мы можем установить истину.
Однако поспешим оговорить следующее: мы отнюдь не призываем упразднить все невербальное общение. Некоторые невербальные средства помогают оживить вашу речь. Мы лишь считаем, что следует тщательно подбирать невербальные средства выражения так, чтобы они действительно усиливали и проясняли ваши вербальные высказывания. Если же первые не соответствуют вторым, не сочетаются между собой, то ждите неприятностей. В сущности, чем последовательнее вы будете проявлять ассертивность, выражая свои истинные чувства, тем меньше вам придется пускать в ход пассивные невербальные приемы, чтобы подавить собеседника или самоутвердиться. Старайтесь использовать активные, упрощающие понимание невербальные средства: если вы довольны - улыбнитесь, если рассердились - нахмурьтесь, если озадачены - поднимите брови, не забудьте о понятных, выразительных жестах и т.п.
А теперь поговорим о тех обидах, которые мы наносим себе сами.
Самоедство вслух
Речь идет о ситуациях, когда, находясь среди других людей, мы вербально или невербально выносим суждения, обижающие или принижающие нас самих. Например, некая Кейзи слушает, как некая Шэрон описывает свои спортивные достижения в баскетболе, водных лыжах и прочем. Выслушав ее, Кейзи говорит что-нибудь вроде: "Ах, Шэрон, это просто замечательно. А вот я ничего такого не умею. У меня даже в пинг-понг играть не получается". Что касается невербальной сферы, то говоря это, Кейзи может понуриться или горестно пожать плечами.
Несомненно, прочитав этот пример, вы сможете вспомнить сотни ситуаций, в которых вы действовали подобным образом или наблюдали подобные действия у других. Большинство людей готовы почти машинально выступить в роли собственного обидчика. Поводов отчитать и принизить себя множество: до чего же неуклюж, как я растолстел, как я безобразно выгляжу, ну и тупой же я! Многие из нас чувствуют себя до того никчемными людишками, что даже комплимент не могут принять без того, чтобы тут же не принизить себя открыто. Послушайте такой разговор. Джейсон получил первый приз на конкурсе фотографии. Его приятель Джерри подходит к нему и говорит: "Ну, Джейсон, я слышал, ты выиграл конкурс. Молодчина. Ведь было столько претендентов. Я тобою просто горжусь". На что Джейсон отвечает: "Да ну, ничего особенного. Думаю, мне просто повезло. Я же всего-навсего любитель..." И, говоря это, Джейсон, должно быть, качает головой, уставясь в пол, шаркает подошвами, краснеет и тому подобное.
Самоедство про себя
С его помощью каждый из нас может лишний раз укрепить себя в убеждении или ощущении, что он (она) растяпа, бестолковщина, тупица, пугало огородное, бездарь, ничего толком не может сделать и так далее. Этот внутренний голос включается, едва только мы сделаем ошибку, с чем-то не справимся, услышим замечание в свой адрес, начнем сравнивать себя с другими или примемся вспоминать все глупые положения, в которые когда-либо попадали. Многие из нас просто виртуозно умеют оборвать, унизить и растоптать самих себя. Возьмем такой пример: Терри все никак не удается собрать мотор, который он взялся починить. Одна деталь не желает вставать на место, как он ни старается. А внутренний голос твердит ему: "Ну и дурак же ты! Ведь ты его собирал уже тысячу раз. Ну давай, не возись, пошевели мозгами. Вот, скажем, Томми уже давно бы все сделал, не то что ты (и так далее)".
Ни к чему хорошему такое самоедство, вслух или про себя, не приведет. Какая от него польза? Ведь стать лучше оно вам не поможет, верно? Как раз наоборот: постоянно укоряя и принижая себя, разве вы не подрываете свою самооценку?! Научитесь слушать все, что говорите - и вслух, и про себя, - и останавливаться, когда слышите, что вот-вот впадете в самообличения. Старайтесь не одергивать и не обижать себя самого. Будьте к себе доброжелательны. Любите себя. Не позволяйте всем этим обидным словам звучать в вашей речи, обращенной к другим или к себе самому. Проявляйте ассертивность в первую очередь по отношению к себе, произносите только те суждения, которые могут ободрить и поощрить вас, а не обидеть и обескуражить.
Мне вспомнилась игра, которой в последнее время развлекаются дети моего коллеги, доктора Эммонса: стоит одному из них сказать что-то глупое, смешное или нелепое, как остальные ему кричат: "А кто как обзывается, тот так и называется!" (заметьте: обзывает - себя). Может быть, в этом гораздо больше правды, чем мы бы хотели признать.
Ассертивность в личной жизни
Любовь и забота
Мы обнаружили, что неуверенным и агрессивным людям выражать заботу и внимание, т.е. чувства позитивные зачастую гораздо труднее, чем отстаивать свои интересы в сравнительно "враждебной" обстановке. В особенности это свойственно взрослым. Людям мешают выражать свою любовь, заботу, тепло разные вещи - смущение, страх быть отверженным или осмеянным, "превосходство разума над эмоциями" и многое другое.
До сих пор в нашем обществе и нашей культуре свобода выражения позитивных эмоций не поощрялась. Общепринятой нормой является вежливая сдержанность. Тем не менее сейчас многие начинают жить по-иному, возникли новые молодежные субкультуры, в которых свобода выражения эмоций воспринимается как нечто естественное и о которых с очевидностью можно сказать, что они - мощный фактор происходящих перемен. Мы искренне поддерживаем такую открытость в обмене чувствами, если только эти чувства позитивны.
Несдерживаемая свобода движений, свойственная современным музыкальным и танцевальным формам - еще один шаг к раскрепощению. Молодежь, так же как и черное население, и латиноамериканцы, по-видимому, гораздо свободнее в проявлении добрых чувств и душевного тепла, чем в большинстве своем взрослое белое население.
Видеть, как трудно некоторым просто сказать "спасибо", забавно и в то же время очень грустно. У нас есть знакомый, которого зовут Уэйн. Он руководит огромным предприятием и известен среди подчиненных тем, что никогда не благодарит людей, которые у него работают. Как бы ни хорошо было выполнено задание, открытого признания заслуг не последует. По-видимому, Уэйн боится поддерживать на работе теплые отношения - может быть, оттого, что не хочет казаться "мягким", или оттого, что подчиненные могут привыкнуть к похвалам. Не стоит и говорить, что моральный дух в этой организации не особенно высок.
Почему же мы так боимся выказать свое небезразличие? Почему нам так трудно сказать: "Я ценю твою дружбу"? Почему подарить кому-то радость - даже просто сказать: "Привет!" - превращается иногда в каторжный труд?
Кажется, в нашей западной культуре слишком уж неверное представление о любви. Оно замешано на сексе, а раз так, то любая мысль о ней вызывает смущение, страх, и вообще - нельзя! Если нам по-настоящему приятно, интересно и радостно с каким-то человеком, общество говорит нам: "Поберегись! Тут что-то не так, будь осторожен! Лучше не рискуй, тебе могут сделать больно!"
Но ведь можно заботиться о другом человеке и любить его безо всякой "романтики". Что за ограниченный взгляд на любовь, который допускает только романтические и сексуальные отношения! Одно важное в Калифорнии официальное лицо стало объектом насмешек и презрения только за то, что этот человек подписывал свои деловые письма словами: "С любовью..." Какая жалость, что мы не можем воспринимать идею любви между двумя людьми вне романтического контекста. Эрих Фромм оказал нам неоценимую услугу, выделив в своей книге "Искусство любви" пять ее разновидностей: братская, материнская, эротическая, любовь к Господу и любовь к самому себе. Может, мы позволим себе "любить друг друга" с большей свободой, если сможем увидеть, как она многогранна?
Однако давайте начнем с самого начала, с того, как вы любите самого себя. Можете ли вы, достигнув важной для себя цели, выразить свою радость? Позволяете ли вы себе хорошо выполнить работу и испытать от этого удовольствие? Или поднять кому-нибудь настроение? Поздравить с чем-нибудь себя? Чем дальше, тем больше мы убеждаемся, что основа ассертивного поведения - это ассертивность по отношению к самому себе! Попробуйте больше заботиться о себе, и вы поймете, о чем мы говорим. На психотерапевтических сеансах или в группах психотренинга мы даем нашим клиентам возможность полюбить себя, своим авторитетом подтверждая приемлемость ассертивного поведения. В результате такого "санкционирования" у наших подопечных возрастает самооценка, и это позволяет направить описанный нами замкнутый цикл поведения в положительное русло. Чувствуя поддержку со стороны психотерапевта-профессионала, человек обретает уверенность и начинает действовать ассертивнее, а вы можете достичь точно таких же результатов, либо самостоятельно, либо с минимальной помощью кого-нибудь из ваших знакомых, - если будете следовать нашим советам.
Скажите об этом не таясь!
Выражение своих самых лучших чувств к другому человеку - действие в высшей степени ассертивное, и точно так же, как и везде в общении, само действие - то есть способ его подачи - гораздо более важно, чем произносимые слова или ваш обычный стиль поведения. В особенности это становится справедливым, когда нужно проявить к кому-то внимание и заботу. Нет ничего более личного и интимного, чем фраза или жест, говорящие прямо или косвенно подразумевающие: "В этот миг ты значишь для меня очень много".
Посмотрите, какими способами можно передать это.
Теплое, крепкое и продолжительное рукопожатие. Вы когда-нибудь обращали внимание, как долго и с каким чувством товарищества пожимают друг другу руки члены одной и той же политической организации или какого-либо братства?
Объятия; крепкое пожатие предплечья; рука, закинутая за плечи; дружеское похлопывание по спине; ладонь, сжимающая протянутую с любовью чужую ладонь.
- Спасибо.
- Ты просто чудо!
- Конечно, я понимаю, о чем ты говоришь.
Теплая улыбка.
Взгляд в глаза чуть дольше обычного.
- Я здесь!
Подарок любимой или любимому, сделанный собственными руками или имеющий особое значение для того, кто его получает.
- Я тебе верю.
- Я тебе доверяю. (Но еще лучше выразить доверие действием.)
- Я люблю тебя.
- Рада тебя видеть.
- Я думал о тебе.
- Ты у меня из головы не выходила.
Возможно, ни одна из этих фраз не представляет для вас ничего нового, но все равно вам трудно произнести их вслух. Так просто поддаться смущению или решить про себя: "Она знает о моих чувствах", или: "Он не хочет об этом слышать". Но вы только вникните - разве есть человек, которому было бы неприятно услышать такие слова? Всем нам нужно знать, что мы кому-то небезразличны, что нами восхищаются, что мы кому-то нужны. Если окружающие нас люди привыкли слишком уж тонко выражать свои лучшие чувства, мы можем начать сомневаться в их привязанности и даже искать где-то на стороне то, что специалисты по трансакционному анализу зовут "поглаживаниями" - позитивный отклик от других людей.
Недавно мы попросили группу студентов сообщить нам о том, что их стимулирует и лучше всего поднимает им настроение. Вот некоторые из их любимых "поглаживаний". Обратите внимание, как много здесь вещей, подразумевающих чье-то к тебе небезразличие.
Похвала, отдача, уверенность, новые друзья, положительные отклики, прикосновение, поощрение, независимость, безопасность, признание, признательность, привязанность, доброжелательность, достижение цели, пятерка на экзамене, услышать чье-то "здравствуй", получить комплимент, сказать комплимент, просьба повторить ранее сделанную работу, иметь друга, помогать другим, подтверждение своей правоты, высказанное кем-то вслух, удовлетворение, одобрение, награда, выполненная работа, положительная оценка публичного выступления, кого-то поприветствовать, пение, уход за цветами и растениями, хорошие отметки, комплименты от представителей противоположного пола, когда доволен собой; поступки друга/подружки, говорящие о его/ее любви; выраженный интерес других ко мне, принятие моего приглашения, смех, воплощение своих идей в жизнь.
Казалось бы, ни у кого нет никаких сомнений в том, как важно услышать от другого слова поддержки и участия, и все же мы в своей практике встречаемся с огромным количеством людей, которым недостает именно таких теплых слов, и именно от тех, кто им небезразличен.
Даже при самых близких отношениях - например, любовных - очень часто хотя бы одна из сторон без достаточных на то оснований полагает, что партнеру должно быть известно о ее чувствах, и, когда такие пары приходят к консультанту по вопросам семьи и брака, тот обычно слышит жалобы вроде: "Я никогда не знаю, что он подумает", или: "Она ни разу не сказала, что любит меня", или: "Мы теперь просто не разговариваем". В таких случаях бывает нужно восстановить тот своего рода "коммуникационный канал", с помощью которого каждый из партнеров сможет открыто выражать свои чувства, в особенности любовь и заботу; это, конечно, не панацея от всех невзгод давшего трещину брака, но хорошее средство для того, чтобы помочь друг другу не забыть хотя бы то хорошее, что было в прошлом.
Эллен и Дуг - хороший пример (вернее, плохой пример!) пары, построивший свои взаимоотношения на ложных представлениях друг о друге. Когда Дуг только еще ухаживал за Эллен и во время медового месяца каждый из них, конечно, хотел произвести самое лучшее впечатление, и поэтому они старались говорить очень мало или с энтузиазмом откликаться на все, что бы ни предложил другой. В результате между ними возникла как бы двойная стена - ни один из них не знал, что на самом деле думает другой.
Дуг воспитывался в семье, где очень редко выказывались эмоции, Эллен же была очень неуверенной и постоянно нуждалась в новых знаках внимания и заботы со стороны Дуга. Он не мог открыто сказать ей о своей любви - в этом нет ничего удивительного, потому что ему негде было научиться говорить о своих чувствах, - и Эллен казалось, что муж не любит ее, а Дугу были неприятны попытки Эллен привлечь к себе его внимание. Видите, и любовь может стать проблемой, даже для тех, кто любит!
Молодчина!
Люди как агрессивного, так и неуверенного типов зачастую испытывают неловкость, говоря комплименты. Сказать кому-то приятное о нем самом или о том, что он (она) для вас сделал, может оказаться и для вас делом нелегким. И снова наш совет - делайте, пытайтесь делать то, что с трудом вам дается. Не жалейте стараний и хвалите других - но только искренне, без капли лицемерия! - не упускайте ни единого удобного случая. И не надо ждать, пока придут на ум "нужные слова". Попробуйте честно выразить свои чувства, и тогда, что бы вы ни сказали, любые слова передадут вашу заботу и благодарность. Довольно будет сказать: "Отлично у тебя получилось" или "Умница!" или просто тепло улыбнуться.
Принимать комплименты, то есть выслушивать лестное мнение о себе, высказанное вам напрямую или в вашем присутствии третьему лицу, порой оказывается еще труднее, особенно если вы в этот момент собой недовольны. Тем не менее, принять похвалу другого человека - это ассертивный поступок, то есть решение, наилучшее для обеих сторон.
Во-первых, не следует забывать: у того, кто хочет сделать вам комплимент, сложилось о вас некое представление, и вы не имеете никакого права это представление объявлять неправильным. А ведь именно это и делают фразы вроде: "Да ничего особенного, просто удачное стечение обстоятельств" или "Ну это любой дурак может сделать". Говоря так, вы, в сущности, даете собеседнику понять, что он (она) не прав и вообще ничего не понимает в том, за что хочет вас похвалить. Что и как чувствует ваш собеседник - это его дело; поэтому, если люди видят в вас что-то хорошее, окажите им - а заодно и себе - услугу и примите комплимент.
Конечно, мы отнюдь не предлагаем вам расхваливать себя на всех перекрестках или же присваивать чужие лавры, выслушивая похвалы за то, что сделано не вами. Однако, если кто-то искренне желает выказать вам свое одобрение, следует принять его, не отрицая и не преуменьшая своих заслуг. Постарайтесь хотя бы сказать: "Мне, право, неловко это слышать, но все равно, спасибо", а еще лучше просто: "Я очень тронут" или "Это так приятно слышать".
Если вы научитесь благодарно принимать теплые чувства других и выражать их сами, если вы позволите себе выслушать лестную оценку со стороны, если вы сможете разделить свою радость с другим и загореться его радостью, перед вами откроется такая жизнь, перед которой поблекнут все ваши прежние попытки проявить ассертивность.
И как ни парадоксально, все, что от вас требуется, чтобы достичь такой жизни, - это помнить: "Доброе слово и кошке приятно!"
Шаг навстречу
Вы попали в многолюдное общество и не видите ни одного знакомого лица. Вдруг к вам подходит совершенно посторонний человек и заводит разговор. Куда девалась ваша неуверенность и чувство заброшенности!
Пару дней назад вы въехали в новый дом в незнакомом районе. И вот раздается стук в дверь, и появляется соседская супружеская пара с горячим кофе и свежеиспеченным хлебом.
Находясь в чужой стране, вы мучительно ищете дорожный указатель. И тут подходит местный житель и спрашивает: "Вам помочь отыскать дорогу?"
Такая забота, выраженная в конкретных поступках, наверняка вызовет теплое чувство к тому, кто проявил ассертивность и сделал шаг вам навстречу. Мы часто не решаемся завязать контакт таким способом и все по той же причине, по которой нам не удается утвердить себя в других ситуациях: мы боимся, что нас отвергнут, оттолкнут или одернут. В случае с незнакомцем на вечеринке вы скажете себе: "Он, конечно, искал кого-то другого, а я просто попалась ему на глаза". И таким образом, оба останетесь одинокими неприкаянными гостями.
С новыми соседями нужно знакомиться "постепенно", решаете вы с женой, "например, когда мы случайно встречаемся, вынося мусор". Вы тянете время, выжидая подходящего случая, и в результате у соседей складывается впечатление, что здесь живут люди замкнутые и неприветливые.
А иностранец возвращается домой в полном убеждении, что жители страны, которую он посетил, невнимательны и недружелюбны к путешественникам-иностранцам.
Совершить ассертивный поступок в этих или подобных ситуациях, взяв инициативу в свои руки, действительно, нелегко. Это требует как определенной заинтересованности в другом человеке, так и некоторого личного мужества. Зато, если вы уже научились быть инициатором разговора, - быть тем, кто способен сделать первый шаг, - это значит, вы достигли весьма высокого уровня ассертивности.
Мы всегда предлагаем членам группы ассертивного тренинга совершить несколько поступков, связанных с проявлением инициативы. Просто поразительно, до чего легко и в то же время трудно оказывается первым начать разговор с незнакомым человеком. Как легко, например, обратиться к соседу в автобусе, в самолете или в театре с вопросом: "Простите, это место свободно?" Вот вы уже и начали разговор, сами того не заметив! Лед сломан, барьер преодолен, и дальше остается лишь, как в теннисе, по очереди подавать мячик, поддерживая беседу ("А вы куда летите?", "Откуда вы родом?", "Долго пришлось ждать?", "А меня зовут Джон Доу /Мэри Роу/").
И тем не менее, мы сами усложняем себе дело, когда начинаем истолковывать обстоятельства - и не в свою пользу. (Она не желает со мной говорить... Мне же нечего сказать!.. Он просто пошлет меня к черту... Мой голос звучит смешно... Если я осмелюсь заговорить, земля разверзнется и поглотит нас обоих.) Такие истолкования почти никогда себя не оправдывают, а чтобы проверить их правильность, надо всего-навсего - спросить! Зачем пытаться прочесть чужие мысли? Вы все узнаете из первых уст, если только рискнете сделать первый шаг. И это тоже один из способов проявить заботу о себе и о других.
Эту главу мы посвятили тому, как ободрить другого и как сделать первый шаг. Возможно, описанные нами ситуации никогда и не представляли для вас трудности. Тем лучше! Мы надеемся, что вы поняли, насколько это легко - выражать теплые чувства к другим и что для вас это всегда будет приятно и привычно.
Если же, наоборот, вы принадлежите к тем, кто принципиально избегает выражения таких чувств - потому ли, что боится холодного отклика, или потому, что не желает "разводить сантименты" и прослыть "слабаком", - мы настойчиво советуем вам научиться говорить окружающим приятное. Даже если реакция обманет ваши ожидания, возможно, вы поймете, что давать всегда приятнее, чем получать.
Алберти А., Эммонс М., Самоутверждающее поведение. - СПб., 1998, с. 67-148.
2. Проблема мировой истории
2.2. Идея судьбы и принцип каузальности
Идея судьбы требует опыта жизни, а не научного опыта, силы созерцания, а не калькуляции, глубины, а не ума. Есть органическая логика, инстинктивная, сновидчески достоверная логика всякой жизни, в противоположность логике неорганического, логике понимания, понятого. Есть логика направления, противостоящая логике протяженного. [273]
Ибо мир как система каузальных взаимосвязей есть позднее, редкое и застрахованное только для энергичного интеллекта высоких культур, к тому несколько искусственное достояние. Каузальность тождественна понятию закона. Существуют только каузальные законы. [...] Настоящая история отягчена судьбой, но лишена законов. Можно предчувствовать будущее, и существует взор, глубоко проникающий в его тайны, но исчислить его нельзя. Физиогномический такт, с помощью которого по одному лицу прочитывается целая жизнь, а по картине какой-либо эпохи исход целых народов, притом непроизвольно и без "системы", остается бесконечно далеким от всякого рода "причин" и "следствий"
{придумываемых лишь задним числом}. [...] Судьба и каузальность относятся друг к другу, как время и пространство. [274]
Однако становление лежит в основе ставшего, а значит, и внутреннее достоверное чувство судьбы лежит в основе познания причины и следствия {не это ли чувство судьбы верующие называют верой?}. Каузальность есть — если можно так выразиться — ставшая, дезорганизованная, оцепеневшая в формах рассудка судьба {разные судьбы определяют позиции спорящих сторон}. Сама судьба, мимо которой проходили все зодчие рассудочных систем мира, вроде Канта, потому что они были бессильны прикоснуться к жизни своими отвлеченными от жизни категориями, находится по ту сторону и вне всякой понятой природы. Но, будучи изначальной, только она и дает мертвому и неподвижному принципу причины и следствия исторически-живую возможность выступить в высоко развитых культурах в качестве формы и основного закона тиранического мышления. Существование античной души есть условие возникновения метода Демокрита, существования фаустовской {устремленной в абстрактную бесконечность} — метода Ньютона. [275]
...Для взгляда историка существует только история физики. Судьбой было то, что открытие кислорода, Нептуна, гравитации, спектрального анализа случилось именно таким-то образом и в такое-то время. Судьбой было то, что теория флогистона, волновая теория света, кинетическая теория газа, будучи толкованием некоего рода данных, вообще появились на свет, и не иначе как сокровеннейшие убеждения отдельных умов, хотя в равной степени могли появиться и другие — "правильные" или "ложные" — теории. И то, что одно воззрение исчезло, а другое придало всей картине мира физики определенное направление, было опять же судьбой и результатом впечатления, произведенного какой-то сильной личностью. Даже прирожденный физик говорит о судьбе проблемы или об истории открытия. И обратно. Если "природа" есть тот вариант познания, который рассудочным образом хочет включить становление в ставшее и, значит, живое направление а застывшую протяженность, то истории в лучшем случае придется фигурировать в главе из теории познания; и в самом деле, так бы ее и понял Кант, не случись ему — что еще более характерно — совершенно забыть о ней в своей системе познания. Для него, как для каждого прирожденного систематика, природа была самим миром; когда он рассуждал о времени, не замечая его направления и необратимости, он выдавал тем самым, что говорит о природе, не допуская и в мыслях возможность иного мира, исторического — для него, пожалуй, и в самом деле невозможного. [275-276]
Но каузальность не имеет ничего общего со временем. [...] При углубленном подходе каузальная связь строго ограничивается тем, что нечто происходит, а не тем, когда это происходит. "Действие" должно неизбежно полагаться рядом с "причиной". Его интервал принадлежит к иному порядку. [...] Абстрактный ученый, естествоиспытатель, мыслитель системного толка, вся духовная экзистенция которого зиждется на принципе каузальности, есть позднее проявление бессознательной ненависти к силам судьбы, непонятного. "Чистый разум" отвергает все возможности вне себя. [276]
В умственной процедуре, посредством которой нечто принудительным образом переносится в область и мир меры и закона, всегда кроется какая-то утонченная ненависть. Живое убивают втягиванием его в пространство, которое безжизненно и делает безжизненным. [279]
Замените в каком угодно философском или физическом тексте слово "время" словом "судьба", и вы почувствуете внезапно, в каких дебрях запуталось лингвистически очищенное от ощущений понимание и сколь невозможной оказывается группа "пространство и время". Что не пережито и не прочувствовано, что только продумано, неизбежно принимает пространственную структуру. [280-281]
Поскольку живой акт счисления как-то соотносится со временем, число и время постоянно смешивали друг с другом. Но счисление не есть число, как и рисование не есть рисунок. Счисление и рисование суть становление, числа и фигуры — ставшее. Кант и другие имели ввиду в одном случае живой акт (счисление), а в другом — его результат (пропорции готовых фигур). Но одно относится к сфере жизни и времени, другое — к протяженности и каузальности. То, что я счисляю, подлежит органической логике, то, что я счисляю, — неорганической. [282]
...Учтем, что для первобытного человека и ребенка не существует еще никакого вполне каузально устроенного окружающего мира и что мы, поздние люди, чье бодрствование претерпевает-таки гнет сверхмощного, лингвистически отточенного мышления... Систематические черты суть выражение отталкивающегося от наличных ощущений понимания, и с их помощью мы подчиняем картину представления всех времен и людей сиюминутной картине упорядоченной нами самими природы. Но сам способ этого упорядочения, имеющий историю, в которую мы отнюдь не в состоянии вмешаться, есть уже не следствие какой-либо причины, а судьба. [284-285]
Кто подходит к истории во всеоружии суждений, тот обнаружит в ней только сведения. Но то, что плетет нити в глубине, будь то Провидение или Рок, можно... только пережить, и притом с той потрясающей, безмолвной достоверностью, которую настоящая трагедия пробуждает в застигнутом врасплох зрителе. Судьба и случай всегда образуют противоположность, в которую душа тщится облечь то, что может быть только чувством, только переживанием и что лишь через сокровеннейшие творения религии и {не "и", а "как"} искусства уясняется тем, кто призван к прозрению. [298]
На поверхности мирового свершения царит непредвиденное. [...] Никто при появлении Муххамеда не предвидел бурю ислама, никто при падении Робеспьера не предвидел Наполеона {как никто не предвидит, что последует за "перестройкой"}. Придут ли великие люди, что они предпримут, улыбнется ли им счастье — все это не поддается исчислению; никто не знает, разойдется ли какое-нибудь мощно задействованное развитие по широкой линии, как в случае римской аристократии, или закатится по воле рока, как в случае Гогенштауфенов и целой культуры Майя, и также обстоит дело, в пику всякому естествознанию, с судьбами каждого отдельного животного и растительного вида в исторической геологии, а далеко поверх этого — и с судьбами самой Земли и всякого рода Солнечных систем и Млечных Путей. Ничтожный Август сделал эпоху, великий Тиберий прошел мимо. Не иначе предстает нам и участь художников, художественных творений и художественных форм, догм и культов, теорий и открытий. Что в вихрях становления какой-то один элемент лишь претерпел судьбу, а какой-то другой сам стал судьбой, и зачастую на все времена, так что первый безвозвратно исчез в прибое исторической поверхности, а второй сотворил историю, — это надлежит объяснять без всяческих "потому" и "посему", и, однако же, все тут исполнено глубочайшей необходимости, Оттого-то и к судьбе применимы слова Августина о времени, сказанные в проникновенную минуту: Si nemo ex me quaerat, scio; si quaeranti explicare velim, nescio {"Если никто не спрашивает меня, знаю; если же хочу объяснить спрашивающему, не знаю".} [298-299]
"Свободная воля" есть внутренняя достоверность. Но чего бы мы ни хотели, и ни делали, что бы ни последовало за всеми нашими решениями и ни следовало из них, все это служит какой-то более глубокой необходимости и включается в какой-то величественный распорядок, открытый умному взору, блуждающему над картиной давно минувших событий. [300]
Если мы теперь обратимся к дальнейшему разъяснению проблемы случайного, то нам уже не будет грозить опасность видеть в нем некого рода исключение или нарушение каузальных взаимосвязей природы. "Природа" не есть та картина мира, в которой реализуется судьба. [301]
Мир случая есть мир однократно-действительных фактов, к которым как к будущему ностальгически или боязливо устремлена наша жизнь, которое как живое настоящее возвышают нас или гнетут и которые мы можем с радостью или печалью созерцательно переживать как прошлое. Мир причин и следствий есть мир постоянно-возможного, мир вневременных истин, познаваемых путем разложения и различения. [301]
Научно достижимым, идентичным с наукой является лишь последний. Кому, как Канту и большинству систематиков мышления, заказан взгляд в иной мир — мир как "Divina commedia", как зрелище, предназначенное некоему Богу, — тот обнаружит здесь лишь бессмысленный сумбур случайностей, на сей раз в банальнейшем смысле слова. [302]
А ведь именно этот западный характер случайного {как исключения из абстрактного закона или нарушения божественной воли} совершенно чужд античному мирочувствованию и, стало быть, античной драме {в которой человек сталкивается исключительно с единичными, случайными событиями} . [303]
Западную драму называют драмой характеров, тогда как античную следовало бы обозначить как драму ситуаций. Этим подчеркивают, что именно ощущается человеком обеих культур как основной вопрос своей жизни... {к фаустовской душе} [288]
Поэтому евклидовская душа античности могла переживать свое связанное с фасадами сиюминутности существование только в гештальте случайностей античного стиля. [...] Наша история есть история великих {абстрактно-каузальных} взаимосвязей; античная история... есть история анекдотов, стало быть, ряд пластических частностей. [...] Чувственно-осязаемая сторона событий сгущается до... демонических, абсурдных {т.е. не укладывающихся ни в какие рамки} случайностей. [...] Все сюжеты выдающихся античных трагедий исчерпываются случайностями, которые глумятся над {столь бесценным для европейской души абстрактным} смыслом мира... Такова форма античного мифа.[306]
Для цивилизованного человека, однако, подо всем этим всегда заложена сообразная разуму цель. Без нее мир его был бы бессмысленным. [316]
Кто ищет внутреннюю форму истории в какой угодно каузальной последовательности ее зримых конкретных событий, тот всегда, если он искренен, будет натыкаться на комедию, полную всякого рода бурлексных бессмыслиц... {этим отношением к случаю и отличается европейский фельетонизм от античной трагичности} [304]
Античный оракул, всегда относящийся к отдельным инцидентам, есть по сути дела символ бессмысленного случая, мгновения; он допускает точечность, {каузальную} бессвязность в ходе вещей, и во всем, что в Афинах писалось и переживалось как история, изречения оракула были весьма кстати. Приходило ли какому-нибудь греку вообще в голову, что историческое развитие может иметь некую цель? Случалось ли нам когда-либо размышлять об истории без этой мысли? [307]
Лжепонятие телеологии, этой бессмыслицы среди бессмыслиц в пределах чистой науки, не означает ничего иного, как попытку ассимилировать живое... а вместе с ним и саму жизнь с помощью механистического принципа какой-то вывернутой наизнанку каузальности. Телеология — это карикатура идеи судьбы. Что Данте {или древнегреческий оракул} чувствует как предназначение, {европейский} ученый превращает в цель жизни. [276-277]
Целесообразность — этим напыщенным словом он {дух наших больших городов} уподобил ее {историю} себе. В материалистическом понимании истории господствуют законы каузальной природы; отсюда следовало, что нашпиговать мировую историю идеалами полезности вроде просвещения, гуманности, и мира во всем мире, обозначив их как цели этой последней, чтобы достичь их с помощью "прогресса". Чувство же судьбы замерло в этих старческих проектах, а вместе с ним и юношеская отвага, самозабвенно устремляющаяся навстречу какому-то темному решению, неся в себе зародыш будущего.
Ибо только юность имеет будущее и есть будущее. [...] Судьба — вечно юная. Кто заменяет ее цепью {!} причин и следствий, тому даже в еще не осуществленном видится как бы нечто старое и минувшее {"и это пройдет..."}. Чего здесь нет, так это направления. Но тот, чья жизнь, брызжущая избытком {в сто миллионов голов, например}, простерта в будущее, — такой человек не испытывает нужды в знании цели и пользы. Он ощущает себя самого смыслом всего, что свершится. [313]
Теперь должен стать понятным окончательный смысл этого значительного факта. История есть осуществление некой души, и над историей, которую делают, и той, которую созерцают, господствует один и тот же стиль. Античная математика исключает символ бесконечного пространства {Бога Западной Европы, в прямом и переносном смыслах}, стало быть, и античная история делает то же самое. Подобно тому, как эллины и римляне познавали и признавали действительным в своем космосе только передний {т.е. конкретный} план природы, при глубоком внутреннем отрицании халдейской астрономии, подобно тому как боги их были в сущности только домашними, городскими и аграрными божествами, а не {абстрактными} богами небесных светил, так и рисовали они лишь передний план {у греков не было абстрактной живописи}. [307] Но и переживали исключительно один только передний план. Судьбой было то, что внезапно случалось с человеком, а не {закономерное} "течение жизни"... Совершеннейшая бессмыслица слепого рока, воплощенная, например, в проклятии Атридов, олицетворяла для аисторической {в смысле научно-каузальной хронологии} античной душевности весь смысл ее мира. [308]
Кто усвоил себе эти мысли, тот поймет, сколь роковым для переживания настоящей истории должен был оказаться принцип каузальности, свойственный в своей застывшей форме лишь самым поздним уровням культуры и тем деспотичнее воздействующий тогда на картину мира. [312] Знание людей и познание природы по самой сущности своей не сопоставимы. Но весь XIX век силился стереть границу между природой и историей в пользу первой. Чем историчнее хотели думать, тем больше забывали, как именно не следовало бы здесь думать. Навязывая живому застывшую схему пространственного и враждебного времени отношения причины и следствия, вносили в чувственно-поверхностную картину происходящего конструктивные линии физической картины мира, и никто — среди поздних, городских, привыкших к гнету каузальной мысли умов — не чувствовал глубокой абсурдности науки, силившейся вследствие методического недоразумения понять органическое становление как механизм чего-то ставшего. Но день не есть причина ночи, юность не есть причина старости, цветок не есть причина плода {как говаривали римляне: "после того не значит вследствие того"}. Все, что мы постигаем умом, имеет причину; все, что мы с внутренней достоверностью переживаем как органическое, имеет прошлое. Первая характеризует "случай", который возможен повсеместно и внутренняя форма которого стационарна... второе отмечает событие, однажды случившееся и никогда не повторяющееся. [312-313]
Событие делает эпоху: это значит: оно знаменует в развитии культуры некую необходимую, роковую перемену. Само событие, случайная кристаллизация на исторической поверхности, могло быть замещено соответствующими другими случаями; эпоха необходима и предопределена. [309]
...Мир как свершение отличается от мира как свершенного. К первому устремлен испытующий взор деятельного человека, государственного мужа и полководца, ко второму — {старческий} созерцательный взор историка и поэта. В первый вторгаются практически, страдая или действуя; второй подчинен хронологии, как великому символу непреложно минувшего. Мы смотрим вспять, а жизнь наша устремлена вперед, навстречу непредвиденному... И эта вторая, более поздняя, окаменяющая картина мира все больше побеждает в больших городах {Западной Европы} первую: картина прошлого механизируется, материализируется, и из нее в назидание настоящему и будущему вытягивается сумма каузальных правил. Люди {современности} верят в исторические законы и в их рассудочное постижение. [314]
Словом "прогресс" судьба была упразднена. Со становления был сорван его таинственный покров. Исчезла трагическая, и осталась лишь математическая структура мирового свершения. [317]
Исчезла способность считывать судьбу с физиогномии минувшего; не возникало даже и желания изобразить в трагедии какую-нибудь чистую судьбу. {Мещанский} Культ полезного и там и здесь установил совершенно иную цель. Художник творил ради доказательства чего-то. "Вопросы" эпохи "трактуются", социальные проблемы целесообразно "решаются". Средством для этого служит сцена, как и труд по истории. [318]
История отмечена признаком однократно-фактического, природа — постоянно-возможного. [...] Система сводится к истинам, история покоится на фактах. Факты следуют друг за другом, истины — друг из друга: такова разница между "когда" и "как". [...] "Дефиниции подлежит только то, что лишено истории", — говорит где-то Ницше. История же есть сиюминутное свершение с выходом в будущее и взглядом в прошлое. [320]
Каждый закон, дабы существовать вообще для разумения, должен однажды велением судьбы быть открытым, т.е. пережитым в рамках духовной истории; каждая судьба предстает в чувственном обличье — персоны, деяния, сцены, жеста, — в каковом действуют естественные законы. Первобытная жизнь {каждой культуры} была во власти демонического единства судьбоносного; в сознании людей зрелой культуры никогда не умолкает противоречие той ранней и этой поздней картины мира; в цивилизованном человеке трагическое мирочувствование приносится в жертву механизирующему интеллекту. ...Чистая физиогномия мира, созерцаемая душой вечного ребенка, и чистая систематика, познанная рассудком вечного старца. [321]
И здесь мне видится уже последняя великая задача западной философии, единственная задача, которая предстоит еще старческой мудрости фаустовской культуры, та самая задача, которая как бы заповедана нам веками развития нашей душевности. [...]
Мне видится некий сугубо западный {т.е. с необходимостью абстрактный} тип исследования истории в высшем {потустороннем} смысле, никогда еще не возникавший и неизбежно остававшийся чуждым для античной и всякой другой {здравомыслящей} души: всеобъемлющая {как теория функций или групп} физиогномика целокупного существования, морфология становления всего человечества... Этот философский взгляд, право на который дают нам, и одним только нам, аналитическая математика, контрапунктическая музыка, перспективная {абстрактная} живопись, предполагает — далеко поверх дарований систематика — наличие глаза... который ощущает, как окружающий его чувственный и осязаемый мир совершенно растворяется в глубокой бесконечности таинственных отношений {с Богом?}. [321] Поэтические творения и битвы, празднества Исиды и Кибелы и католические мессы, доменные заводы и гладиаторские битвы, дервиши и дарвинисты, железные дороги и римские улицы, "прогресс" и нирвана, газеты, скопища рабов, деньги, машины — все это {для "последней задачи"} равным образом суть знаки и символы {!} в картине мира прошлого, многозначительно воскрешаемого {старческой } душой. "Все преходящее есть лишь подобие". Здесь {в бесконечных n-мерных символических пространствах} кроются решения и перспективы, о которых пока даже не догадывались. Проясняются темные вопросы, лежащие в основе наиболее глубоких из всех человеческих прачувствований {западноевропейцев}, страха и тоскующего вожделения, и облаченные {каузальной} мыслью в проблемы времени, необходимости, пространства, любви, смерти, первопричин. Есть какая-то неслыханная музыка {абстрактных} сфер, которая хочет быть услышанной, которая будет услышана некоторыми из наших глубочайших умов {!}. Физиогномика мирового свершения становится последней фаустовской философией. [322]
2. Проблема мировой истории
2.2. Идея судьбы и принцип каузальности
Идея судьбы требует опыта жизни, а не научного опыта, силы созерцания, а не калькуляции, глубины, а не ума. Есть органическая логика, инстинктивная, сновидчески достоверная логика всякой жизни, в противоположность логике неорганического, логике понимания, понятого. Есть логика направления, противостоящая логике протяженного. [273]
Ибо мир как система каузальных взаимосвязей есть позднее, редкое и застрахованное только для энергичного интеллекта высоких культур, к тому несколько искусственное достояние. Каузальность тождественна понятию закона. Существуют только каузальные законы. [...] Настоящая история отягчена судьбой, но лишена законов. Можно предчувствовать будущее, и существует взор, глубоко проникающий в его тайны, но исчислить его нельзя. Физиогномический такт, с помощью которого по одному лицу прочитывается целая жизнь, а по картине какой-либо эпохи исход целых народов, притом непроизвольно и без "системы", остается бесконечно далеким от всякого рода "причин" и "следствий"
{придумываемых лишь задним числом}. [...] Судьба и каузальность относятся друг к другу, как время и пространство. [274]
Однако становление лежит в основе ставшего, а значит, и внутреннее достоверное чувство судьбы лежит в основе познания причины и следствия {не это ли чувство судьбы верующие называют верой?}. Каузальность есть — если можно так выразиться — ставшая, дезорганизованная, оцепеневшая в формах рассудка судьба {разные судьбы определяют позиции спорящих сторон}. Сама судьба, мимо которой проходили все зодчие рассудочных систем мира, вроде Канта, потому что они были бессильны прикоснуться к жизни своими отвлеченными от жизни категориями, находится по ту сторону и вне всякой понятой природы. Но, будучи изначальной, только она и дает мертвому и неподвижному принципу причины и следствия исторически-живую возможность выступить в высоко развитых культурах в качестве формы и основного закона тиранического мышления. Существование античной души есть условие возникновения метода Демокрита, существования фаустовской {устремленной в абстрактную бесконечность} — метода Ньютона. [275]
...Для взгляда историка существует только история физики. Судьбой было то, что открытие кислорода, Нептуна, гравитации, спектрального анализа случилось именно таким-то образом и в такое-то время. Судьбой было то, что теория флогистона, волновая теория света, кинетическая теория газа, будучи толкованием некоего рода данных, вообще появились на свет, и не иначе как сокровеннейшие убеждения отдельных умов, хотя в равной степени могли появиться и другие — "правильные" или "ложные" — теории. И то, что одно воззрение исчезло, а другое придало всей картине мира физики определенное направление, было опять же судьбой и результатом впечатления, произведенного какой-то сильной личностью. Даже прирожденный физик говорит о судьбе проблемы или об истории открытия. И обратно. Если "природа" есть тот вариант познания, который рассудочным образом хочет включить становление в ставшее и, значит, живое направление а застывшую протяженность, то истории в лучшем случае придется фигурировать в главе из теории познания; и в самом деле, так бы ее и понял Кант, не случись ему — что еще более характерно — совершенно забыть о ней в своей системе познания. Для него, как для каждого прирожденного систематика, природа была самим миром; когда он рассуждал о времени, не замечая его направления и необратимости, он выдавал тем самым, что говорит о природе, не допуская и в мыслях возможность иного мира, исторического — для него, пожалуй, и в самом деле невозможного. [275-276]
Но каузальность не имеет ничего общего со временем. [...] При углубленном подходе каузальная связь строго ограничивается тем, что нечто происходит, а не тем, когда это происходит. "Действие" должно неизбежно полагаться рядом с "причиной". Его интервал принадлежит к иному порядку. [...] Абстрактный ученый, естествоиспытатель, мыслитель системного толка, вся духовная экзистенция которого зиждется на принципе каузальности, есть позднее проявление бессознательной ненависти к силам судьбы, непонятного. "Чистый разум" отвергает все возможности вне себя. [276]
В умственной процедуре, посредством которой нечто принудительным образом переносится в область и мир меры и закона, всегда кроется какая-то утонченная ненависть. Живое убивают втягиванием его в пространство, которое безжизненно и делает безжизненным. [279]
Замените в каком угодно философском или физическом тексте слово "время" словом "судьба", и вы почувствуете внезапно, в каких дебрях запуталось лингвистически очищенное от ощущений понимание и сколь невозможной оказывается группа "пространство и время". Что не пережито и не прочувствовано, что только продумано, неизбежно принимает пространственную структуру. [280-281]
Поскольку живой акт счисления как-то соотносится со временем, число и время постоянно смешивали друг с другом. Но счисление не есть число, как и рисование не есть рисунок. Счисление и рисование суть становление, числа и фигуры — ставшее. Кант и другие имели ввиду в одном случае живой акт (счисление), а в другом — его результат (пропорции готовых фигур). Но одно относится к сфере жизни и времени, другое — к протяженности и каузальности. То, что я счисляю, подлежит органической логике, то, что я счисляю, — неорганической. [282]
...Учтем, что для первобытного человека и ребенка не существует еще никакого вполне каузально устроенного окружающего мира и что мы, поздние люди, чье бодрствование претерпевает-таки гнет сверхмощного, лингвистически отточенного мышления... Систематические черты суть выражение отталкивающегося от наличных ощущений понимания, и с их помощью мы подчиняем картину представления всех времен и людей сиюминутной картине упорядоченной нами самими природы. Но сам способ этого упорядочения, имеющий историю, в которую мы отнюдь не в состоянии вмешаться, есть уже не следствие какой-либо причины, а судьба. [284-285]
Кто подходит к истории во всеоружии суждений, тот обнаружит в ней только сведения. Но то, что плетет нити в глубине, будь то Провидение или Рок, можно... только пережить, и притом с той потрясающей, безмолвной достоверностью, которую настоящая трагедия пробуждает в застигнутом врасплох зрителе. Судьба и случай всегда образуют противоположность, в которую душа тщится облечь то, что может быть только чувством, только переживанием и что лишь через сокровеннейшие творения религии и {не "и", а "как"} искусства уясняется тем, кто призван к прозрению. [298]
На поверхности мирового свершения царит непредвиденное. [...] Никто при появлении Муххамеда не предвидел бурю ислама, никто при падении Робеспьера не предвидел Наполеона {как никто не предвидит, что последует за "перестройкой"}. Придут ли великие люди, что они предпримут, улыбнется ли им счастье — все это не поддается исчислению; никто не знает, разойдется ли какое-нибудь мощно задействованное развитие по широкой линии, как в случае римской аристократии, или закатится по воле рока, как в случае Гогенштауфенов и целой культуры Майя, и также обстоит дело, в пику всякому естествознанию, с судьбами каждого отдельного животного и растительного вида в исторической геологии, а далеко поверх этого — и с судьбами самой Земли и всякого рода Солнечных систем и Млечных Путей. Ничтожный Август сделал эпоху, великий Тиберий прошел мимо. Не иначе предстает нам и участь художников, художественных творений и художественных форм, догм и культов, теорий и открытий. Что в вихрях становления какой-то один элемент лишь претерпел судьбу, а какой-то другой сам стал судьбой, и зачастую на все времена, так что первый безвозвратно исчез в прибое исторической поверхности, а второй сотворил историю, — это надлежит объяснять без всяческих "потому" и "посему", и, однако же, все тут исполнено глубочайшей необходимости, Оттого-то и к судьбе применимы слова Августина о времени, сказанные в проникновенную минуту: Si nemo ex me quaerat, scio; si quaeranti explicare velim, nescio {"Если никто не спрашивает меня, знаю; если же хочу объяснить спрашивающему, не знаю".} [298-299]
"Свободная воля" есть внутренняя достоверность. Но чего бы мы ни хотели, и ни делали, что бы ни последовало за всеми нашими решениями и ни следовало из них, все это служит какой-то более глубокой необходимости и включается в какой-то величественный распорядок, открытый умному взору, блуждающему над картиной давно минувших событий. [300]
Если мы теперь обратимся к дальнейшему разъяснению проблемы случайного, то нам уже не будет грозить опасность видеть в нем некого рода исключение или нарушение каузальных взаимосвязей природы. "Природа" не есть та картина мира, в которой реализуется судьба. [301]
Мир случая есть мир однократно-действительных фактов, к которым как к будущему ностальгически или боязливо устремлена наша жизнь, которое как живое настоящее возвышают нас или гнетут и которые мы можем с радостью или печалью созерцательно переживать как прошлое. Мир причин и следствий есть мир постоянно-возможного, мир вневременных истин, познаваемых путем разложения и различения. [301]
Научно достижимым, идентичным с наукой является лишь последний. Кому, как Канту и большинству систематиков мышления, заказан взгляд в иной мир — мир как "Divina commedia", как зрелище, предназначенное некоему Богу, — тот обнаружит здесь лишь бессмысленный сумбур случайностей, на сей раз в банальнейшем смысле слова. [302]
А ведь именно этот западный характер случайного {как исключения из абстрактного закона или нарушения божественной воли} совершенно чужд античному мирочувствованию и, стало быть, античной драме {в которой человек сталкивается исключительно с единичными, случайными событиями} . [303]
Западную драму называют драмой характеров, тогда как античную следовало бы обозначить как драму ситуаций. Этим подчеркивают, что именно ощущается человеком обеих культур как основной вопрос своей жизни... {к фаустовской душе} [288]
Поэтому евклидовская душа античности могла переживать свое связанное с фасадами сиюминутности существование только в гештальте случайностей античного стиля. [...] Наша история есть история великих {абстрактно-каузальных} взаимосвязей; античная история... есть история анекдотов, стало быть, ряд пластических частностей. [...] Чувственно-осязаемая сторона событий сгущается до... демонических, абсурдных {т.е. не укладывающихся ни в какие рамки} случайностей. [...] Все сюжеты выдающихся античных трагедий исчерпываются случайностями, которые глумятся над {столь бесценным для европейской души абстрактным} смыслом мира... Такова форма античного мифа.[306]
Для цивилизованного человека, однако, подо всем этим всегда заложена сообразная разуму цель. Без нее мир его был бы бессмысленным. [316]
Кто ищет внутреннюю форму истории в какой угодно каузальной последовательности ее зримых конкретных событий, тот всегда, если он искренен, будет натыкаться на комедию, полную всякого рода бурлексных бессмыслиц... {этим отношением к случаю и отличается европейский фельетонизм от античной трагичности} [304]
Античный оракул, всегда относящийся к отдельным инцидентам, есть по сути дела символ бессмысленного случая, мгновения; он допускает точечность, {каузальную} бессвязность в ходе вещей, и во всем, что в Афинах писалось и переживалось как история, изречения оракула были весьма кстати. Приходило ли какому-нибудь греку вообще в голову, что историческое развитие может иметь некую цель? Случалось ли нам когда-либо размышлять об истории без этой мысли? [307]
Лжепонятие телеологии, этой бессмыслицы среди бессмыслиц в пределах чистой науки, не означает ничего иного, как попытку ассимилировать живое... а вместе с ним и саму жизнь с помощью механистического принципа какой-то вывернутой наизнанку каузальности. Телеология — это карикатура идеи судьбы. Что Данте {или древнегреческий оракул} чувствует как предназначение, {европейский} ученый превращает в цель жизни. [276-277]
Целесообразность — этим напыщенным словом он {дух наших больших городов} уподобил ее {историю} себе. В материалистическом понимании истории господствуют законы каузальной природы; отсюда следовало, что нашпиговать мировую историю идеалами полезности вроде просвещения, гуманности, и мира во всем мире, обозначив их как цели этой последней, чтобы достичь их с помощью "прогресса". Чувство же судьбы замерло в этих старческих проектах, а вместе с ним и юношеская отвага, самозабвенно устремляющаяся навстречу какому-то темному решению, неся в себе зародыш будущего.
Ибо только юность имеет будущее и есть будущее. [...] Судьба — вечно юная. Кто заменяет ее цепью {!} причин и следствий, тому даже в еще не осуществленном видится как бы нечто старое и минувшее {"и это пройдет..."}. Чего здесь нет, так это направления. Но тот, чья жизнь, брызжущая избытком {в сто миллионов голов, например}, простерта в будущее, — такой человек не испытывает нужды в знании цели и пользы. Он ощущает себя самого смыслом всего, что свершится. [313]
Теперь должен стать понятным окончательный смысл этого значительного факта. История есть осуществление некой души, и над историей, которую делают, и той, которую созерцают, господствует один и тот же стиль. Античная математика исключает символ бесконечного пространства {Бога Западной Европы, в прямом и переносном смыслах}, стало быть, и античная история делает то же самое. Подобно тому, как эллины и римляне познавали и признавали действительным в своем космосе только передний {т.е. конкретный} план природы, при глубоком внутреннем отрицании халдейской астрономии, подобно тому как боги их были в сущности только домашними, городскими и аграрными божествами, а не {абстрактными} богами небесных светил, так и рисовали они лишь передний план {у греков не было абстрактной живописи}. [307] Но и переживали исключительно один только передний план. Судьбой было то, что внезапно случалось с человеком, а не {закономерное} "течение жизни"... Совершеннейшая бессмыслица слепого рока, воплощенная, например, в проклятии Атридов, олицетворяла для аисторической {в смысле научно-каузальной хронологии} античной душевности весь смысл ее мира. [308]
Кто усвоил себе эти мысли, тот поймет, сколь роковым для переживания настоящей истории должен был оказаться принцип каузальности, свойственный в своей застывшей форме лишь самым поздним уровням культуры и тем деспотичнее воздействующий тогда на картину мира. [312] Знание людей и познание природы по самой сущности своей не сопоставимы. Но весь XIX век силился стереть границу между природой и историей в пользу первой. Чем историчнее хотели думать, тем больше забывали, как именно не следовало бы здесь думать. Навязывая живому застывшую схему пространственного и враждебного времени отношения причины и следствия, вносили в чувственно-поверхностную картину происходящего конструктивные линии физической картины мира, и никто — среди поздних, городских, привыкших к гнету каузальной мысли умов — не чувствовал глубокой абсурдности науки, силившейся вследствие методического недоразумения понять органическое становление как механизм чего-то ставшего. Но день не есть причина ночи, юность не есть причина старости, цветок не есть причина плода {как говаривали римляне: "после того не значит вследствие того"}. Все, что мы постигаем умом, имеет причину; все, что мы с внутренней достоверностью переживаем как органическое, имеет прошлое. Первая характеризует "случай", который возможен повсеместно и внутренняя форма которого стационарна... второе отмечает событие, однажды случившееся и никогда не повторяющееся. [312-313]
Событие делает эпоху: это значит: оно знаменует в развитии культуры некую необходимую, роковую перемену. Само событие, случайная кристаллизация на исторической поверхности, могло быть замещено соответствующими другими случаями; эпоха необходима и предопределена. [309]
...Мир как свершение отличается от мира как свершенного. К первому устремлен испытующий взор деятельного человека, государственного мужа и полководца, ко второму — {старческий} созерцательный взор историка и поэта. В первый вторгаются практически, страдая или действуя; второй подчинен хронологии, как великому символу непреложно минувшего. Мы смотрим вспять, а жизнь наша устремлена вперед, навстречу непредвиденному... И эта вторая, более поздняя, окаменяющая картина мира все больше побеждает в больших городах {Западной Европы} первую: картина прошлого механизируется, материализируется, и из нее в назидание настоящему и будущему вытягивается сумма каузальных правил. Люди {современности} верят в исторические законы и в их рассудочное постижение. [314]
Словом "прогресс" судьба была упразднена. Со становления был сорван его таинственный покров. Исчезла трагическая, и осталась лишь математическая структура мирового свершения. [317]
Исчезла способность считывать судьбу с физиогномии минувшего; не возникало даже и желания изобразить в трагедии какую-нибудь чистую судьбу. {Мещанский} Культ полезного и там и здесь установил совершенно иную цель. Художник творил ради доказательства чего-то. "Вопросы" эпохи "трактуются", социальные проблемы целесообразно "решаются". Средством для этого служит сцена, как и труд по истории. [318]
История отмечена признаком однократно-фактического, природа — постоянно-возможного. [...] Система сводится к истинам, история покоится на фактах. Факты следуют друг за другом, истины — друг из друга: такова разница между "когда" и "как". [...] "Дефиниции подлежит только то, что лишено истории", — говорит где-то Ницше. История же есть сиюминутное свершение с выходом в будущее и взглядом в прошлое. [320]
Каждый закон, дабы существовать вообще для разумения, должен однажды велением судьбы быть открытым, т.е. пережитым в рамках духовной истории; каждая судьба предстает в чувственном обличье — персоны, деяния, сцены, жеста, — в каковом действуют естественные законы. Первобытная жизнь {каждой культуры} была во власти демонического единства судьбоносного; в сознании людей зрелой культуры никогда не умолкает противоречие той ранней и этой поздней картины мира; в цивилизованном человеке трагическое мирочувствование приносится в жертву механизирующему интеллекту. ...Чистая физиогномия мира, созерцаемая душой вечного ребенка, и чистая систематика, познанная рассудком вечного старца. [321]
И здесь мне видится уже последняя великая задача западной философии, единственная задача, которая предстоит еще старческой мудрости фаустовской культуры, та самая задача, которая как бы заповедана нам веками развития нашей душевности. [...]
Мне видится некий сугубо западный {т.е. с необходимостью абстрактный} тип исследования истории в высшем {потустороннем} смысле, никогда еще не возникавший и неизбежно остававшийся чуждым для античной и всякой другой {здравомыслящей} души: всеобъемлющая {как теория функций или групп} физиогномика целокупного существования, морфология становления всего человечества... Этот философский взгляд, право на который дают нам, и одним только нам, аналитическая математика, контрапунктическая музыка, перспективная {абстрактная} живопись, предполагает — далеко поверх дарований систематика — наличие глаза... который ощущает, как окружающий его чувственный и осязаемый мир совершенно растворяется в глубокой бесконечности таинственных отношений {с Богом?}. [321] Поэтические творения и битвы, празднества Исиды и Кибелы и католические мессы, доменные заводы и гладиаторские битвы, дервиши и дарвинисты, железные дороги и римские улицы, "прогресс" и нирвана, газеты, скопища рабов, деньги, машины — все это {для "последней задачи"} равным образом суть знаки и символы {!} в картине мира прошлого, многозначительно воскрешаемого {старческой } душой. "Все преходящее есть лишь подобие". Здесь {в бесконечных n-мерных символических пространствах} кроются решения и перспективы, о которых пока даже не догадывались. Проясняются темные вопросы, лежащие в основе наиболее глубоких из всех человеческих прачувствований {западноевропейцев}, страха и тоскующего вожделения, и облаченные {каузальной} мыслью в проблемы времени, необходимости, пространства, любви, смерти, первопричин. Есть какая-то неслыханная музыка {абстрактных} сфер, которая хочет быть услышанной, которая будет услышана некоторыми из наших глубочайших умов {!}. Физиогномика мирового свершения становится последней фаустовской философией. [322]
Т.П. ГРИГОРЬЕВА
ИДЕЯ СУДЬБЫ НА ВОСТОКЕ
Идея Судьбы не появилась на буддийском Востоке, ибо не было того, что породило эту идею в Греции, в частности не было представления об изначальном Хаосе, следствием которого явилась вера в непредсказуемость и неотвратимость рока с вытекающими отсюда последствиями (фатализм, детерминизм, стоическая жертвенность - трагическое мироощущение). "Перво-наперво возник Хаос (Бездна), а затем
Широкогрудая Гея, прочное седалище навек
Всех бессмертных, живущих на вершине снежного Олимпа,
и Тартар туманный в недрах широкодорожной Земли,
и Эрос - прекраснейший среди бессмертнмх богов,
Расслабляющий члены всех богов и всех людей
Покоряет он разум и соображение в груди.
Из Хаоса родились Эреб и черная Ночь,
А от Ночи произошли Эфир и Денница.
Которых она родила, зачав от Эреба в любовном совокуплении.
(Геосид. Теогогния, 115-125)
Так все и пошло, откуда что появляется, туда и возвращается. И Космос, организуемый Нусом, подвержен распаду, и время от времени оттесняется Хаосом. "Путь вверх-вниз один и тот же" - по Гераклиту. Все обречено на самораздвоение - такова природа вещей, и вечный самодовлеющий Ум (Нус) подвластен инобытию, по закону необходимости становится страдающим и несчастным. Повинуясь "необходимости" и "случайности", полагает Аристотель, он впадает в бессознательное преступление, пока со временем не происходит "припоминание" прежнего блаженного состояния. Тогда происходят "возмездие" под влиянием "страха" и "сострадания" и очищение души. Но Космос обречен на трагическое существование, на "вечное возвращение", ибо так и есть: "Из чего все вещи получают свое рождение, в то они и возвращаются, следуя необходимости. Все они в свое время наказывают друг друга за несправедливость" (Анаксимандр). Любовь чередуется с Ненавистью, судя по поэме Эмпедокла "О природе":
Сей беспрерывный обмен никак прекратиться не в силах.
То Любовью влекомое, сходится все воедино.
То ненавистным Раздором вновь гонится врозь, друг от друга.
(Эмпедокл. О природе, с. 17)
Любовь-Филия - космическая сила: Гармония, Радость, Афродита. Ненависть-Нейкос - Вражда, Раздор, Гнев. И это звучит чрезвычайно современно: Любовь объединяет разнородное и разъединяет однородное - ведет к Единству и Добру. Ненависть, наоборот, соединяет однородное и разъединяет разнородное, и потому ведет ко всеобщей Вражде и Раздору. Эти фазы мирового круговорота чередуются, соединение однородного (тенденция недавнего прошлого) нежизненно по причине своей однородности, неизбежно саморазрушается, отторгается Бытием, как не соответствующее его законам. Скопление же энергии Вражды, не затребованной Бытием, приводит к катастрофам в природе и обществе, к национальным раздорам: национальный организм начинает сопротивляться противоестественной, навязываемой однородности. Истинный же союз, всеединство, Любовь-Филия предполагает индивидуальную неповторимость, разнородность, будь то нация, будь то личность или национальная культура. Лишь разнородное способно притягиваться, образовывать Целое.
Но если все неотвратимо повторяется, то от человека мало что зависит, ему не преодолеть Необходимости. И хотя христианство, как и все религии, снимает эту зависимость: "Здравый разум разрывает эти вращающиеся круги" (Св. Августин. О граде божьем), в сознании она продолжает жить вплоть до нашего времени. "Почему в бесконечной игре падений и восхождений небесного огня - сущность космоса? Ответа нет, и вопрошаемая бездна молчит" (Лосев А.Ф.). Греко-римский настрой владеет умами: "Мы не можем изменить мировых отношений. Мы можем лишь одно: обрести высокое мужество, достойное добродетельного человека, и с его помощью стойко переносить все, что приносит нам судьба, и отдаться воле законов природы" (Сенека). И хотя Шеллинг уверяет: лишь существо, лишенное свободы, могло подчиниться судьбе, но как избавиться от "борьбы свободы в субъекте и необходимости объективного". Что уж говорить о Ницше, не видевшем смысла в существовании, для которого трагична сама суть бытия, изначально хаотического. "Бог умер" - идея олицетворилась в господствующем нигилизме, предопределившем не только тип культуры XX в., но и его беды. Этот исход был неизбежен. Запад выстроил свою Судьбу. Греческая модель мира принципиально дуэльна, мир распался на "тот" и "этот", и процесс раздвоения всего на противоположные стороны оказался необратимым: субъект, отпавший от объекта, объективизировал все сущности, включая самого человека. Оперируя диалектикой, опираясь на логику, субъект сделал мир объектом своих вожделений. Потому и страшит Рок, что не укладывается в логические понятия, алогичен по сути. Но иначе не развилось бы научное мышление, не с чем было бы оперировать, экспериментировать, подвергать анализу и синтезу, не было бы того, что алчущий познания греческий интеллект хотел осилить. Наука, видимо, возникла как возможность противостояния Судьбе, Случайности, в надежде изменить мир, познав его устройство, его логику, и сделать человека свободным от Необходимости. Это обусловило взлет греческой мысли настолько мощный, что он предопределил путь европейской цивилизации, вызвав расцвет науки и техники, оплодотворил дух культуры, но какой ценой! Ценой утраты Целого. Мир земной оказался отчужденным от небесного, материя от духа, и христианству не всегда удавалось восстановить утраченную связь между Землей и Небом, без которой начинается вырождение землян: саморазрушается всякая часть, отторгнутая от Целого. Наука имела дело с конечными вещами, конечные же вещи - конечны, подвержены исчезновению, и культура не всегда снимала это ощущение всеобщей смерти, исчезновения. Отсюда безысходность, ощущение трагизма жизни, жажда свободы и неверие в ее возможность, ибо все детерминировано, отсюда установка на вседозволенность и невиданные катастрофы, мировые войны.
Б.А. Успенский делает вывод: "Судьба - это хаос, энтропия, то, чего мы не ожидаем". Но закон энтропии работает в замкнутой системе и, действительно, идея судьбы реализуется в замкнутой системе и не действует в открытой, что подтверждается духовным опытом Востока. Восток и Запад, две половины Целого, самопознаются друг в друге, в понимании судьбы в том числе. Неразрешимое для Запада противоречие между Свободой и Необходимостью не могло возникнуть на Востоке, ибо ничто ничему принципиально не противопоставлялось; мир изначально Един, недвойствен, и потому не постигаем расчленением, анализом и синтезом. Все расчлененное утрачивает свою природу, и потому о нем нельзя иметь достоверного знания. Поэтому основной мировоззренческой и познавательной установкой становится принцип "не-два" (санскр. адвайта), непротивопоставления одного другому; не отступать от Пути (кит. Дао), онтологической Справедливости, ибо мир изначально Един и совершенен. Само Бытие благорасположено к человеку, и все его беды происходят от непонимания Пути, от неведения (санскр. авидья). Он создает искусственные дхармы (элементы бытия, психофизические структуры), по собственному невежеству впадает в зависимость от них, пребывая в мире ложных представлений, иллюзии (майя). Но человек может выйти из круга вечного возникновения и исчезновения, разомкнуть кольцо зависимости, выйти к Истине, если приведет в порядок свои мысли, будет следовать правильному Пути: не созидать искусственных дхарм, не попадать в зависимость от построений досужего ума, а, поняв Истину - путем глубинного сосредоточения на ней, сообразуясь с поставленной целью - Свободой, - построить свою жизнь.
А коли так, и не могло появиться на буддийском Востоке всего того, что характеризует образ мышления человека Запада, ни фатализма, ни детерминизма, ни аксиоматики, ни стоической жертвенности, ни трагического мироощущения, так как эта система представлений разомкнута в Небытие, в котором есть все, все существует в непроявленном виде. "Множество вещей Поднебесной рождается из бытия, а бытие рождается из Небытия" (Лаоцзы, "Даодэцзин", § 40). "Небытие вездесуще, проникает повсюду. Вот почему я достигаю успеха, следуя Недеянию. В Поднебесной редко что может сравниться с учением без слов, с пользой от Недеяния" (Там же, § 43).
И в Китае ведают о постоянной обратимости движения, но не так, как говорит Гераклит: "Путь вверх-вниз один и тот же". Древние китайцы, совершенномудрые, в самом движении видели способность к обратному ходу (туда-сюда, кит. шунь-ни) и видели в этом залог Перемен, ибо движение это идет не по замкнутому кругу, и не линейно, по горизонтали, но и по вертикали, т.е. способно восходить к Свободе. "Одно инь, одно ян и есть Дао. Кто следует этому, идет к Добру", - говорится в древнем комментарии к Ицзину ("Книга Перемен", "Сицычжуань"). То есть имеется в виду естественное состояние всякого живого или природного организма: вдох-выдох, прилив-отлив, нагнетание-расслабление. Но важно, что это естественное дыхание Вселенной, если ему ничто не препятствует, ведет мир к Благу, которое изначально.
Иногда переводят как "судьбу" понятие "воля Неба" (кит. тянь мин), но это не слепая сила, не рок, а высшее предначертание, которое человеку предстоит выполнить, если он хочет следовать правильному пути, ведущему его к освобождению от зависимости всякого рода. В отличие от греческого "тюхе" (букв. "попадание", удача, случайность), во что верили эллины, и то, что римляне называли "фортуной", китайцы считали, что если и подвернется удача, то нужно еще подумать, следует ли ею воспользоваться, не принесет ли это большую беду, если воспользуешься тем, что тебе не предназначено. "Если на роду написана бедность, - размышляет Ванчун, - но напряжением сил достигнешь богатства, то, достигнув его, умрешь. Когда силой таланта достигают богатства и знатности, судьба не в силах их принять. Это подобно вместимости сосуда. Если сосуд рассчитан на одну меру, то мера наполняет его до краев: будешь наполнять дальше - все прольется!" Конфуций в "Луньюй" много говорит о понимании Неба: "Не зная воли Неба, нельзя быть истинным человеком (цзюньцзы)" ("Луньюй", XX, 3). "Мелкий, ничтожный человек (сяожэнь) не знает веления Неба и не боится его" (ХVI, 8). Когда Конфуция отговаривали идти туда, где живут варвары, - разве можно жить среди низких? - он ответил: "Если там поселится цзюньцзы, откуда взяться низкому?" (IX, 13). "Если я поступаю неправильно, Небо отвергнет меня" (VI, 26). "В любви к Учению будьте искренни, не отступайте от Пути даже под угрозой смерти. Не ходите туда, где беспорядок. Не живите там, где смута. Если Поднебесная следует Дао, будьте на виду, если нет, уйдите. Если страна следует Пути, стыдно быть бедным и не в чести. Если страна не следует Пути, стыдно быть богатым и знатным" (VIII, 13). Нажитое неправедным путем богатство все равно не пойдет впрок. "Богатства и знатность, приобретенные нечестно, все равно что облака в небе" (VII, 17). Учитель сказал: "Не следуя Пути, не обретешь ни богатства, ни уважения. Людям ненавистны бедность и униженность, но, не следуя Пути, от них не избавишься" (IV, 5). Но как узнать правильный путь? "...Истинный человек смотрит в корень (кит. бэнь). Постигая его, находит правильный Путь". А последователь Конфуция, Мэнцзы скажет: "Кто познает свою природу, познает Небо".
От самого человека зависит его судьба: если он нарушает предначертание, идет против своей природы, врожденного дара, то идет против воли Неба, совершает самый великий грех, - убивает в себе атмана, свое истинное Я, свое предназначение. Если же нечто отпадает от Целого, то отторгается им как чужеродное, не содействующее общему замыслу - восхождения к Добру, совершенной Гармонии. И это предопределило мировоззренческую парадигму, дух культуры. В XX в. японский писатель Акутагава Рюноскэ скажет: "Не только свобода воли и рок, но бог и дьявол, красота и безобразие, смелость и трусость, разум и вера - отношение этого должны уравновешиваться, как чаши весов. Древние называли это золотой серединой - "тюе". В переводе на английский это - good sense. Я уверен, что без этого не достичь счастья. А если и достигнешь, такое счастье обернется злом, как если в жаркий день поддерживать огонь или в холод обмахиваться веером" ("Слова пигмея"). В законе подвижного равновесия (ва) - код японской культуры, образа мышления и поведения. Умение принимать во внимание подвижность обстоятельств, перемены привело к ситуационной этике: разумный человек соизмеряет свои слова и поступки с обстоятельствами. Об этом законе подвижного равновесия позволяют судить размышления одного из создателей театра Но - Сэами (1363-1443), как он изложил их в трактате "О преемственности Цветка": вечером, когда царит полумрак, атмосфера инь (инь-ци), играть нужно оживленно, в стиле ян, чтобы уравновесить настроение зрителя. Днем, когда преобладают яркие краски, царит оживление, атмосфера ян, играть нужно приглушенно, в стиле инь, чтобы избежать вульгарности, чрезмерности. И так во всем, говорит Сэами, успех каждого деяния зависит от умения уравновешивать темные и светлые состояния души". В Тайном учении говорится: следует знать, что всякое совершенство зависит от равновесия инь-ян... Душа (кокоро) равновесия инь-ян приводит к тому, что энергия ян-ци порождает инь-ци. В этом залог успеха Но". И очень образно об этом рассказано в даосском памятнике "Лецзы". У человека по имени Ши было два сына. Один был сведущ в науках, другой - в военном деле. Первый отправился служить в Ци, второй - в Чу. Оба хорошо были приняты правителями, и их семья благоденствовала.
Сыновья соседа Мэн решили последовать их примеру. Один знаток наук явился к правителю Цинь, но тот был занят сражениями, и ему было не до наук. Он приказал оскопить и прогнать пришельца. Второй сын, знаток военного дела, отправился в Вэй, и тоже неудачно, ибо правитель Вэй как раз полагался не на силу, а на политику невмешательства и за неуместный совет велел отрубить советчику ноги.
Когда искалеченные сыновья вернулись, то стали поносить семейство Ши. Но тот им ответил: "Всякий, кто удачно выберет время, преуспеет. Всякий, кто его упустит, пропадет. Путь ваш тот же, что и у нас, а итоги совсем другие. Не оттого, что действовали неверно, а оттого, что упустили время. Ведь нет среди законов Поднебесной таких, чтоб всегда были правильны, и нет среди ее деяний таких, чтоб всегда были ошибочны. То, что годилось прежде, нынче могут и отвергнуть. А то, что отвергли нынче, позже может пригодиться. Для того, что пригодно, а что непригодно, нет точных правил. И нет рецептов - как пользоваться случаем (не то ли, что греки называли "тюхе"? - Т.Г.), ловить момент и поступать по обстоятельствам. Это зависит от смекалки. А уж коли ее не хватает, то будь вы столь же многознающи, как сам Конфуций, и столь же искусны, как Люй Шан, - всюду, куда ни пойдете, попадете впросак.
Гнев Мэна и его сыновей утих, а с лиц их сошло выражение досады. И они сказали: "Мы все поняли. Не стоит повторять".
Правда, совершенномудрые не могли оказаться в такой нелепой ситуации, ибо обладали тем, что называется врожденным знанием и высшим качеством, небесной энергией - цзин, которая отличается от более грубого ци, субстанции простых смертных. Впрочем, в скрытой форме эти цзин, тончайшие ци, есть в каждом (как "искра божья" Экхарта), но, как сказано еще в одном древнекитайском памятнике "Хуайнаньцзы": "Тот, у кого разум преступает границу (тела), говорит цветисто; у кого благо (дэ) выходит из берегов - поступает лживо. Совершенное цзин погибает внутри, а обнаруживается это в речах и поступках. И тут неизбежно тело становится рабом вещей.
Тот, чьи поступки лживы, заставляет свои частицы цзин устремляться вовне. Но частицам цзин есть конец, а поступки не имеют предела, и потому волнуется сердце, замутняется разум, корень приходит в смятение". Иначе говоря, тончайшая энергия цзин питает сердце и разум, и, значит, если гибнет цзин, человека оставляет разум и отказывает сердце. Более того, пять органов человеческого тела вмещают эту энергию, и если болит печень, нужно подумать о чистоте мыслей. А по Лаоцзы, в цзин содержится Истина и Искренность, и, стало быть, отступая от того и другого, губим в себе высшее, выбываем из Бытия.
Итак, согласно даосской модели, изначален не Хаос, а Свет (кит. мин), Великое Единое. Изначальное ци гармонично, следуя Дао, мир восходит к Добру. Человека не подстерегает рок, если он действует по "воле Неба", т.е. в соответствии со своими врожденными свойствами (дэ), со своим предназначением; тогда и не нарушает общий замысел Вселенной, когда остается верен себе. Если же он не следует своему предназначению и достигнет успеха, то проку и счастья ему все равно не будет, ибо он нарушил закон Дао, закон Целого, скоординированного по воле Неба действия. Небо судит по закону высшей Справедливости, здесь случайности быть не может.
И согласно буддийскому учению, изначальна светлая природа Будды. Все существа, пройдя ряд перевоплощений, нирванизируют, переходят в Нирвану, в состояние абсолютного покоя и блаженства. Этот путь предвещает "Лотосовая сутра", одна из популярнейших в странах Дальнего Востока, принявших буддизм Махаяны: "Изначально все дхармы спасены". Человек призван изжить безначальное волнение дхарм - авидью (неведение, помраченное сознание), т.е. устранить несовершенство мира, устраняя источник своих личных бед, своих страданий (дукху), проистекающих от ложных привязанностей, пристрастий. Все сознательные существа едины в том смысле, что их объединяет общая, заключенная в них Мудрость (праджня), которая проявится при правильном поведении, несотворении злого, следовании правильному пути, который у каждого свой, и един с другими. Все сознательные существа потенциальные бодхисаттвы, будущие будды. В каждом есть изначальная Просветленность.
В каждом теле есть тело Будды, как в каждом моменте жизни заключена Вечность, в одном зерне - Вселенная. "Вы изначально Будды. Вы не становитесь Буддами впервые. В вашем нерожденном сознании нет и толики того, что можно назвать заблуждением... Если у вас есть хотя бы малейшее желание стать лучше, чем вы в действительности есть, если вы даже в малой степени спешите достичь чего-то, то вы тем самым идете против себя Нерожденного", - говорит буддийский наставник школы Риндзай, Банкэй. Неожиданно, не правда ли? А речь идет об истинном, внутреннем человеке, который есть в каждом и которого заслоняют иллюзии, заблуждения, загрязнения (клеша), от которых предстоит очистить сознание, как тому учил основатель школы Линь-цзи (япон. Риндзай IX в.). "Будьте хозяином любой ситуации, в которой вы окажетесь, и тогда, где бы вы ни находились, все будет правильно. Объективная ситуация уже не сможет управлять вами, и если даже случится так, что из-за дурной кармы, накопленной в прошлых перерождениях, вы совершили пять неискупимых грехов и оказались в аду, сам ад превратится в океан спасения.
Однако нынешние адепты совершенно не понимают Дхарму и уподобляются баранам, обнюхивающим и облизывающим все, что попадается на их пути. Они не могут отличать раба от господина и не различают, где гость, а где хозяин. Такие последователи... не достойны называться людьми, по-настоящему покинувшими свой дом, а воистину являются обыкновенными домовладельцами". Конечно, Линьцзи нельзя понимать буквально, в простых, казалось бы, словах зашифрован глубокий смысл, малодоступный для непосвященного в буддийскую мудрость. Умейте различать главное в данной ситуации и второстепенное, истину и ложь. Можно быть хозяином ситуации, если ощущаешь ее дух, но нельзя быть хозяином дома, владельцем чего бы то ни было, ибо это есть связанность, обладание или стремление к обладанию чем бы то ни было, есть несвобода, препятствие на пути. Тогда как "покинувший дом" и становится "хозяином" Вселенной, своим в доме Бытия. Поэтому мудрец учит - не заслонять истинное ложным, большое малым, видеть вещи, как есть, абсолютно честно. И это доступно свободному уму. О какой бы то ни было "судьбе", "роке" здесь и речь быть не может. Человек сам хозяин своей судьбы, если "верит в себя" (цзы синь), если ищет Просветление в себе, в своем сознании, зная, что мудрость - праджня заключена в каждом, что все одухотворено Единым сознанием, и каждый может черпать из кладовой знания, если догадается открыть дверцу усилием собственного духа. И это противоположно антропоцентрической модели западной эйкумены, когда человек вообразил себя "домовладельцем", хозяином Вселенной и потерял к ней дорогу, воздвигнул препятствия на пути к Свободе. "Если бы Адам не отпал от Тебя, не излился бы из его чрева этот морской рассол, род человеческий, предельно любопытный, неистово надменный, неустойчиво шаткий" (Бл. Августин. "Исповедь", XIII, 20, 28).
И японский буддист Догэн (XIII в.) говорил: если Просветленность не в тебе, то где же? Разве не в шуме бамбука путь к Просветлению? Не в цветении сакуры озарение души? И Линьцзи четыре века до него взывал, обращаясь к ищущим Истину: "Изучающие Путь! Для того, кто сейчас находится здесь, перед глазами, одиноко сияющий ясным светом и слушающий (мою Дхарму), для этого человека нигде нет преград. Он беспрепятственно проникает в десять сторон света и в три мира, везде и всюду сохраняя полную свободу. В любой объективной ситуации он не попадает в зависимость от этой ситуации, ибо внешние обстоятельства не могут управлять им. Он мгновенно проникает в суть каждой вещи, насквозь пронизывая мир (дхармадхату); встретив Будду, он говорит с Буддой, встретив патриарха, беседует с патриархом, встретив архата, беседует с архатом, встретив прета, беседует с претом. Он свободно странствует по земле разных государств, повсюду спасая своими наставлениями живые существа, и где бы он ни был, он никогда, ни на одно мгновение не отходит от своей истинной природы. В любой ситуации он остается совершенно чистым, пронизывая сиянием (этой чистоты) десять сторон света и проникая в единую и всеобщую таковость (бхута-татхата) всех дхарм".
Таков и Дао-Человек, свободен и вездесущ. И неудивительно, чань буддизм (япон. дзэн) вобрал в себя даосские черты. Но в буддизме больше значения придается личной ответственности за свои деяния, идее Кармы. И это слово по неведению переводят порой, как "судьба". Но есть принципиальное отличие: в карме абсолютно отсутствует момент случайности. Карма - это нажитое в прежних существованиях, наработанное, содеянное (от санскр. корня "кри" - делать; дело, поступок), унаследованное человеком в его настоящем рождении. Можно сказать, это абсолютная Справедливость, нравственный закон (нравственный императив, по Канту), генетическая память, которая совершенно беспристрастна, ибо образуется подсознательно. Поступки прошлой жизни слагают элементы дхармы нового существования, входят в субстрат данной личности. После промежуточного бытия вновь накапливается энергия для дальнейшего существования, предоставляющего человеку, который ведает, что творит, искупить или отработать свою карму, избавляясь сознательно от плохого осадка, от греха на нашем языке, от тварности. По определению буддолога Божьей милостью О.О. Розенберга, карма - формирующая сила, активность сознания, располагает элементы вместе с переживаемым личностью материальным миром, который есть составной элемент личности, результат индивидуальной кармы. "Карма иногда сближается с понятием судьбы, рока, и, действительно, она отчасти напоминает наше понятие "удела", "доли": человек страдает и живет в таких-то условиях - "такова его карма". При этом имеется в виду, что каждый поступок имеет определенную этическую ценность, положительную или отрицательную, соответственно которой человек будет награжден или наказан либо уже в этой жизни, либо в будущей... Карма определяется как "четана" и ее производное. Так называемая "четана" указывает на то, что происходит в сознании, прежде чем мы совершаем какой-либо телесный или словесный акт... в мыслях уже имеется что-то, что потом принимает форму того или другого движения или слова. Это что-то есть мысленная карма".
Учение о карме напоминает человеку: он не должен забывать о том, что его развитие продолжается и после того, как данное существование закончилось, и что придется за все отвечать, и ни одно его деяние не останется незамеченным. Представление о том, что мыслительная энергия, субстрат сознания (по Бергсону), или душа, не исчезает, но продолжает жить и после того, как освобождается от тела, древнего происхождения. В этом не сомневались и философы-досократики; скажем, Гераклит: "Идя к пределам души, их не найдешь, даже если пройдешь весь путь: таким глубоким она обладает Логосом". Или Пифагор, в изложении Порфирия: "...по его словам, душа бессмертна, но переходит в тело других живых существ; все происходящее в мире снова повторяется через определенные промежутки времени, но что ничего нового вообще не происходит и что все живые существа необходимо считать однородными между собой. Говорят, что эти учения впервые принес в Грецию Пифагор". Принес, как известно, с Востока. Еще отчетливее эти мысли у ученика Пифагора - Эмпедокла:
Но и другое тебе я поведаю: в мире сем тленном
Нет никакого рожденья, как нет и губительной смерти:
Есть лишь смешенье одно с размещеньем того, что смешалось,
Что и зовут неразумно рождением темные люди.
Глупые! Как близорука их мысль. коль они полагают,
Будто действительно раньше не бывшее может возникнуть...
Ибо из вовсе не бывшего сущее стать неспособно.
("О природе", 8-12).
Был уже некогда отроком я, был и девой когда-то,
Был и кустом, был и птицей, и рыбой морской бессловесной.
("Очищения". 117)
Или Плотин: "Я недоумеваю, каким образом некогда и сейчас я нисхожу и каким образом некогда душа моя оказалась внутри тела, оставаясь тем же, чем являлась само по себе, хотя и находясь в теле. Гераклит, который побуждает нас искать ответа на этот вопрос, полагая "роковые чередования" противоположностей, сказав о "пути вверх-вниз" предоставил нам догадываться самим, не потрудившись разъяснить смысл своих слов, вероятно намекая на то, что следует искать у самих себя, подобно тому как и сам он искал и нашел". (Плотин. "О нисхождении души в тело"). Плотину же принадлежат слова: "Всякая душа является и становится тем, что она созерцает". Он же говорил о Мировой Душе, как о "свете от света". И это близко Бл. Августину: "Велика она, эта сила памяти, Господи, слишком велика! Это святилище величины беспредельной. Кто исследует его глубины! И, однако, это сила моего ума, она свойственна моей природе, но я сам не могу полностью вместить себя. Ум тесен, чтобы овладеть собой же" (Св. Августин. Исповедь).
Карма и есть память, которая не дает покоя душе (сознанию) и возвращает ее на землю до тех пор, пока душа совсем не очистится и не будет в ней один Свет, пока не гармонизируются все связи, ибо основная причина страдания (дукхи) дисгармония сущего. Цель буддизма, таким образом, не отсутствие бытия, а отсутствие суетности, ложного бытия, вибраций дхарм, - достижение покоя. Бытия в Покое, который изначален, как и Свет, что и предполагает избавление от кармических клеш. Существует личная, национальная, космическая карма, и об этом можно сказать словами Вильгельма фон Гумбольдта: "Субъективность отдельного индивида снимается, смягчается и расширяется субъективностью народа, субъективность народа - предшествующими и нынешними поколениями, а субъективность этих последних - субъективностью человечества вообще". Отработать личную карму - значит, избавиться от эгоцентризма, сосредоточенности на себе, на своем маленьком, вторичном "я". Сосредоточиваясь на себе, эгоцентрик приходит в противоречие с законом Целого и рано или поздно выпадает из Бытия, отторгается им как чуждый элемент. То же самое с отдельным народом: если он болен национальным эгоцентризмом, то так же отторгается Целым и начинает саморазрушаться под действием законов энтропии. И то же самое с человечеством: если человечество берет на себя право бездумно вторгаться в космическое пространство, не считаясь с его законами, то неизбежно отторгается им. То есть, одно не может посягать на Свободу другого, на индивидуальную природу сущего, ибо у каждого свое предназначение, свой Путь, следуя которому мир восходит к Добру, которое изначально (как и Благо неоплатоников).
Тогда приходит избавление от Судьбы, слепого Рока, когда приходит осознание того, что невозможно ущемлять природу отдельного, ибо через неповторимую, индивидуальную душу происходит всемирное общение и достигается Гармония. "В индивидуальности, - по Гумбольдту, - заключена тайна всего бытия". Лишь через полное раскрытие индивидуальной природы, внутренней формы, достижимо царство Свободы, Единство высшего порядка, или положительное Всеединство (по Вл. Соловьеву). Похоже, человеческая мысль приближается к осознанию единичного, как знаку Единого, вечного. Истина не исчисляется, ибо Истина есть Целое, а Целое, как известно, недоступно дискурсивному разуму, формальной логике. Проблема Целого, Истины и Свободы подводит к обновленному сознанию, которое можно назвать Мудростью, пусть одни называли "праджней", другие "софией", но это уже будет не "любовь к софии", а "пребывание в ней", не знание об истине, а жизнь в Истине. Человек же достигший Просветления, изживший свою карму, не зависит ни от какого рока, ни от какой случайности. Его действия свободны и гуманны, свободный ум гуманен, иначе, если посягает на чью-либо свободу, не может быть свободным. Потому действия мудреца и называют "необусловленными" необходимостью (акарма).
Тому, что сознание подошло к этому пределу, за которым начинается Свобода истинная, а не мнимая, свобода дикарей, есть немало свидетельств и в современной философии, и в искусстве. Осмысление нового эона, на грани которого стоит человечество, по крайней мере его просвещенная часть, в высшей степени характерно для русской философии начала века, отторгнутой попавшим в беду отечеством, но ныне возрождающейся в умах "блудных сыновей" России. Можно напомнить такие мысли Н. Бердяева: "Личность не вмещается в непрерывный сплошной процесс мировой жизни, она не может быть моментом или элементом эволюции мира... Личность есть прорыв, разрыв в этом мире. Человек есть личность не по природе, а по духу... Личность не есть часть универсума, универсум есть часть личности, ее качество. Таков парадокс персонализма. Личность - экзистенциальный центр мира". И это созвучно истинному Я в буддизме. Сознание начинает идти не от общего к частному, а в самом частном видит уникальное проявление Божьего промысла или закона Целого, самого Бытия. Говоря словами Ф. Степуна: "Что такое причинность? - мертвая судьба. Что такое Судьба? - органическая логика бытия". Наконец, обретается точка отсчета, мера вещей: человек обретает себя, когда перестает мнить себя центром Вселенной. Тогда и обретает этот центр в себе. Сознание начинает отражать не мир теней, как в платоновской пещере, а истинно сущее, каждое явление в его Таковости, его истинной природе. И не только Личность самоосознается таким образом, но и нация: "Личность не часть нации, национальность есть часть личности и находится в ней, как одно из ее качественных содержаний. Национальность есть питательная среда личности. Национализм же есть форма идолопоклонства и рабства, порожденного экстериоризацией и объективацией".
Иначе говоря, путь к Свободе - через обретение себя, своей истинной природы, своей индивидуальности, о чем бы ни шла речь. Идет процесс индивидуализации отдельных сущностей, будь то звук, слово, человек, нация: переход из "царства необходимости" в "царство Свободы" (хотя и эти понятия, видимо, отойдут, как неадекватные процессу). Это высвобождение сущностей не могло произойти при прежнем, "метафизическом" типе мышления, разорвавшего одно Бытие на две половины. Дух знает лишь единичное. Тирания общего над единичным привела к бездуховности. Потому свободу от рабского сознания Бердяев связывает с изменением самой структуры сознания: "Истина в том, что реальное, существующее сингулярно, общее же не реально. Универсальность отдельного человека мы постигаем не через отвлечение общих нам человеческих свойств, а через погружение в его единичность".
Эти предощущения, предчувствие нового эона, - фазы свободного существования, несмотря на весь ужас происходящего в России в преддверии 20-х годов нашего века, позволили еще одному замечательному философу, Вл. Эрну, сказать: "История мира - это органический процесс, и как бы зло ни торжествовало в промежуточных фазах его, конец, к которому придет он, будет уже окончательной, полной и верной победой Добра". В самом деле, если Зло не изначально, не имманентно Бытию ("Доколе дьявол был светлым ангелом, он обитал на небе". - Мф., 24, 1), значит оно не вечно. Все возникшее, имеющее причину, подвержено исчезновению - по учению Будды. Зло будет убывать по мере очищения, расширения сознания, что доказывает теперь и наука, обретающая целостность. И это будет, ибо соответствует закону Бытия, закону Целого, сколь бы ни мешал этому процессу нечестивый ум. Энтелехия, благо Целого, имманентны Бытию, есть обещание Свободы, когда каждая сущность обретет себя, свою полноту. А значит, Восток и Запад не случайно притягиваются друг к другу в наши дни: только разное, реализовавшее себя, может прийти в Единство. Восток и Запад самопознаются друг в друге, помогая друг другу изживать свою карму и выполнить вселенское назначение: привести мир к Истине, человека - к предназначенной ему Свободе.
МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ
НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
С. Л. Головин
По меткому выражению Анри Пуанкаре, наука не сводится к сумме фактов, как здание не сводится к груде камней. Безусловно факты - наиболее ценный продукт эмпирического исследования, общепринятым признаком которого является соответствие требованиям наблюдаемости, повторяемости и фальсифицируемости (то есть принципиальной опровергаемости). Но в тех же самых 'камнях' фактов одним видится замысел великого Архитектора, другим - бесконечная череда сменяющих одна другую иллюзий, третьим - не более чем удачное сочетание случайных элементов. В чем причина такого различия? Дело в том, что каждый из нас рассматривает факты через свои собственные очки, называемые 'мировоззрением' или 'религией'.
Данная работа не ставит целью рассмотрения феномена так называемых организованных религий, и понятие 'религия' здесь выступает в своем изначальном значении (лат. - religio). Являясь в данном контексте синонимом современного термина 'мировоззрение', религия означает систему основополагающих принципов и положений, принимаемых без доказательства, то есть на веру. В этом смысле христианский теизм является религией в такой же самой степени, как атеизм, натурализм или материализм.
В то же время под наукой будет пониматься выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности с целью описания, объяснения и предсказания процессов и явлений действительности на основании открываемых ею законов.
Даже если оставить в стороне такое интересное явление нашего времени, как суеверный сциентизм (тенденцию многих людей видеть в лице ученых безупречных непогрешимых жрецов храма истины и безоговорочно верить любым газетным уткам, если сообщение предварено магической формулой 'ученые обнаружили, что:'), наука не может существовать вне мировоззренческого/религиозного контекста. Уже в самом определении науки прослеживается ее религиозный аспект, а именно:
1) Вера в объективное существование законов природы (принцип казуальности).
2) Вера в единство этих законов во всем пространственно-временном континууме, проявляемое как в натурных условиях, так и в лаборатории; как при наблюдениях, так и в экспериментах (принцип универсальности).
3) Вера в разумный характер этих законов, дающий возможность их постижения рациональным путем (принцип рациональности).
Нетрудно убедиться, что все три указанные положения во-первых носят чисто религиозный характер, а во-вторых не являются независимыми суждениями, но вытекают как следствие из веры в существование Единого разумного всеведущего всемогущего Законодателя. Этот Законодатель способен не только установить единую и самодостаточную систему законов мироздания, но и, в отличие от большинства современных нам законодателей, следить за непреложным соблюдением этих законов. Причем предполагается, что наш разум является отображением Его разума, и мы в состоянии познавать Его замысел и даже выражать понятое математическими методами. Именно сама возможность математики воспринималась Кантом сущностью основного вопроса философии наряду с возможностью физики и возможностью метафизики.
В этой связи трудно не вспомнить диспут Леонарда Эйлера и Пьера Лапласа о существовании Бога, проведенный Екатериной II. Эйлер, которому выпало выступать первым, вышел, и, написав на доске 'eip +1=0', заявил: 'следовательно, Бог есть'. На этом диспут закончился - возражений не последовало, поскольку действительно трудно дать другое объяснение тому, что одно мнимое и два трансцендентных числа могут быть объединены в столь простое и красивое соотношение. За прошедшие с тех пор десятилетия наши знания математических основ мироздания значительно выросли, и это нашло выражение в признании Поля Дирака, получившего совместно с Эрвином Шрёдингером Нобелевскую премию 1933 г. за исследования в области квантовой электродинамики и квантовой теории гравитации:
Самым фундаментальным свойством природы представляется то, что основные физические законы описываются математическими теориями величайшей красоты и силы, требующими математического знания высочайшего уровня : Бог - великий математик и Он в сотворении Вселенной использовал математику высочайшего уровня.
То, что мы сегодня называем научным методом, проистекает непосредственно из креационных религиозных убеждений. Именно поэтому, несмотря на высокий уровень развития астрономии, медицины, земледелия, металлургии, архитектуры и искусства во всех дохристианских цивилизациях, собственно наука и основанная на ней технология сложилась только в поздне-христианской европейской цивилизации, где вера в единого Творца, который премудростью основал землю, небеса утвердил разумом, держа все словом силы Своей, стала неотъемлемой частью как общей культуры, так и индивидуального сознания. Там же, где не было представления о Законодателе, не было и поиска законов, и отдельные их открытия (например - закон Архимеда) были плодом не столько исследований, сколько внезапных гениальных озарений при решении чисто практических задач.
Именно вера в совершенный характер Божьего творения побудила богослова-естествоиспытателя Иоганна Кеплера потратить несколько лет своей жизни на выяснение причины несоответствия наблюдаемого движения Марса представлениям как Птолемея, так и Коперника (в зависимости от выбранной системы отсчета). Открытие законов Кеплера, а также успешное решение Ньютоном обратной задачи определения силы взаимодействия небесных тел, исходя из характера их движения, приведшее к открытию закона гравитационного взаимодействия, заложили основы теоретической механики, и были по праву восприняты, как самое убедительное подтверждение истинности постулатов о единстве и разумности законов мироздания.
Представители так называемого 'сильного сциентизма' отвергают саму возможность зависимости научных выводов от религиозных предпосылок исследования, являя тем самым яркий пример 'доказательства от желаемого'. 'Слабый сциентизм' признает наличие религиозных предпосылок научного метода, но считает их несущественными для результатов исследования. Тем самым утверждается, что концептуальное построение может быть более обосновано, чем предпосылки, на которых оно строится, что несостоятельно с точки зрения логики. Но факт остается фактом: естествознание - родное дитя библейского богословия. Долгое время наука даже называлась 'естественное богословие' (и именно так был озаглавлен учебник естествознания Уильяма Пэйли - автора наиболее известной формулировки телеологического аргумента существования Бога).
Однако отношение между наукой и христианской религией последних полутора сотен лет напоминают персонажей евангельской Притчи о блудном сыне. Добившись определенных достижений в своей области (изучении материального мира), естествознание забрало свою часть отцовского достояния, и ушло в далекую страну - в область религии материализма и атеизма. К трем изначальным мировоззренческим принципам науки (казуализм, универсализм и рационализм) был добавлен четвертый принцип - натурализм, гласящий: все в мире имеет только естественные причины. Этот принцип также носит чисто религиозный характер и не поддается проверке научными средствами.
К трем прагматически оправдавшим себя религиозным принципам был добавлен еще один, так же принятый на веру, но a priori не поддающийся подтверждению или опровержению (невозможность обнаружения сверхъестественного методами естествознания столь же естественна, как невозможность определения цвета при помощи слухового аппарата). Это отнюдь не сделало науку менее религиозным мероприятием.
Тем не менее, по мере дальнейшего накопления научных фактов, все больше и больше обнаруживалось данных, противоречащих идее натурализма. Так, открытие красного смещения в спектре галактик и фонового излучения вынудило космологов признать факт начала Вселенной. А раз наша Вселенная, включающая пространство, время, материю и энергию, имела начало, то породившая ее причина должна быть вне материи/энергии (то есть сверхъестественной), вне пространства (то есть бесконечной), вне времени (то есть вечной). Согласитесь - где-то мы об этом уже слышали. Каламбур получился потрясающий: космологи-натуралисты уперлись в старый добрый Космологический аргумент существования Бога. Роберт Джестроу, директор Института космических исследований (США) описывает драматизм сложившейся ситуации следующим образом:
Для ученого, который жил верой в свой собственный разум, конец пути превращается в кошмарный сон. Он покоряет гору невежества и вот-вот доберется до вершины; но как только он подтягивается и влазит на последний уступ, его приветствует компания богословов, которые сидят там уже целые столетия (God and Astronomers, стр. 15).
Неожиданное звучание приобрел в свете современных научных открытий и уже упоминавшийся ранее телеологический аргумент существования Бога. Аргумент Пэйли вкратце формулировался следующим образом: у часов (относительно маленького и простого устройства) есть разумный устроитель - часовщик; следовательно, и у самой Вселенной, (большого устройства), и у наполняющих ее биологических объектов (более сложных, чем часы устройств) должен быть великий Устроитель - Творец. Примером практического применения этого аргумента является случай, когда к Исааку Ньютону зашел его друг-агностик (в те времена это понятие было эвфемизмом слова 'атеист', считавшегося неприличным). Он был поражен изяществом подвижной металлической модели Солнечной системы, стоявшей на столе ученого. 'Кто сделал это чудо?' - спросил гость. 'Никто, - ответил Ньютон, - само образовалось'. 'Ты шутишь' - не поверил скептик. Ученый пристально посмотрел на него, и с грустью заключил: 'Ты не можешь поверить, что эта примитивная копия образовалась сама собой, как же ты тогда веришь, что куда более сложный оригинал возник по воле случая?'
Впрочем, этот очевидный аргумент казался безупречным лишь на уровне школьного учебника. Критически настроенные оппоненты категорически отвергали его, поскольку он построен на подобии, а аргументы 'по аналогии' имеют пониженную логическую модальность, и, следовательно, не обоснованы по определению. Однако по мере изучения сложности строения различных органов живых существ (в том числе - тех, что по иронии истории науки получили название 'простейшие') был обнаружен предел наименьшей возможной сложности функционирующего органа, получивший название irreducible complexity, или сложность, не поддающаяся снижению (СНПС).
Можно предположить, что органы, демонстрирующие СНПС, каким-либо образом развивались и усложнялись с течением времени; но этот процесс изначально должен был начаться с уже завершенного конструктивного решения. То есть, как минимум изначальная простейшая их конструкция не могла возникнуть путем естественного спонтанного развития механизма: будь в ней хотя бы одним элементом меньше, механизм бы просто не существовал (Подробнее см. Michael Behe. Darwin's Black Box. The Free Press, 1996). Явление СНПС предоставило обоснованную, более того - императивную форму телеологического аргумента, основанную уже не на аналогии, а на невозможности случайного образования конструкции уровня СНПС.
Совершенно новый вид теистического аргумента предоставило развитие с одной стороны - теории информации и компьютерных технологий, с другой стороны - генетики и молекулярной биологии. Статистическая невозможность случайного образования естественным путем хотя бы одной молекулы белка является общеизвестным фактом. Но этим данный вопрос не исчерпывается.
Всякий человек, хоть сколько-нибудь знакомый с проблемами программы SETI (Search for Extra-Terrestrial Intelligence) с удовольствием объяснит, почему, несмотря на миллиарды долларов, вложенных налогоплательщиками в этот проект, мы можем быть абсолютно уверены, что ни один из зарегистрированных по сей день сигналов из космоса не свидетельствует о разумной жизни вне Земли. (Откуда взялось суеверие, что эти ETI существуют - отдельный разговор, но без суеверного натурализма ученых и здесь не обошлось.) Дело в том, что ни один из приходящих из космоса радиосигналов не содержит признаков наличия кода. В соответствии же с положениями теории информации, наличие кода - главный признак осмысленной информации, которая всегда проистекает только из разумного источника, и вне воздействия разума может только либо сохраняться, либо утрачиваться. Но именно такой сложный код и являет информация, которую несет ДНК каждого живого организма. Значит, если быть последовательными и делать выводы непредвзято, эта информация свидетельствует о разумном Источнике.
Более того, поражает степень эффективности обработки, перезаписи и хранения этой информации. Если бы сбои в выполнении программ, записанных, якобы по воле случая, на молекуле ДНК, происходили столь же часто, сколь в самых лучших образцах программного обеспечения, созданного коллективным разумом ведущих мировых специалистов, в компании Майкрософт некому было бы работать.
Далее, известный эксперт в области теории информации, директор Германского Федерального Института Физики и Технологии, профессор Вернер Гитт подсчитал, что если бы мы записали информацию всех библиотек мира на сверхсовременные микросхемы компьютерной памяти, они составили бы стопку, соизмеримую по высоте с расстоянием от Земли до Луны. Но если бы мы только могли записать то же количество информации на молекуле ДНК, объем носителя не превысил бы 1% от размера булавочной головки! Хотя над созданием мегачипов трудились целые коллективы лучших в мире специалистов в области информационных технологий, плотность записи информации в биологических системах в 1013 раз превышает наилучшие достижения человеческого разума. Так что утверждения о случайном их появлении требуют куда более слепой веры, чем предположение о разумном Создателе.
Но и на этом чудеса не кончаются. Одним из наиболее поразительных открытий генетики последнего времени стало обнаружение явления так называемых 'перекрывающихся генов'. Так, простой бесклеточный организм - бактериофаг jX174 примечателен тем, что не содержит достаточно информации, чтобы воспроизвести собственный белок, прочитав свою ДНК лишь один раз. Задача решается путем троекратного считывания записанного на молекуле ДНК сообщения, начиная всякий раз со следующего знака. И что поразительней всего - при этом все три раза получается значимое сообщение, составляющее программу воспроизводства белка организма. Никакие компьютерные эмуляции не позволяют добиться подобной 'упаковки' значимых сообщений если не на семантическом, то хотя бы на синтаксическом уровне.
Одним из коммерческих 'слоганов' натурализма было заявление 'Бог - Бог белых пятен'. Этим предполагалось, что недалекие люди прибегают к спасительной идее Бога для объяснения того, что наука пока не постигла, но по мере развития нашего понимания научной картины мира представление о Боге-Создателе будет вытеснено из всех ее областей. Однако чем глубже мы изучаем мироздание, тем больше обнаруживаем в нем свидетельств порядка, устройства и разумного замысла - того, что один из современных астрономов метко назвал 'отпечатки пальцев Творца'. При непредвзятом выборе из двух религиозных систем - христианского теизма и материалистического натурализма, последнему остается все меньше места, и теперь скорее приходится говорить об 'атеизме белых пятен'.
В наши дни мы являемся свидетелями завершения истории о Блудном сыне. Естествознание - 'естественное богословие' - возвращается в лоно общего богословия, сын движется в направлении давно устремившегося ему на встречу отца. Похоже, наука стоит на пороге фундаментального изменения парадигмы. Все больше естествоиспытателей приходят к выводу, выраженному лауреатом Нобелевской премии, основоположником квантовой механики Максом Планком:
Религия и наука нисколько не исключают друг друга, как это полагали раньше и чего боятся многие наши современники; наоборот, они согласуются и дополняют друг друга. Обе - религия и естественная наука - требуют для своего обоснования веры в Бога, но для первой (религии) Бог стоит в начале, для второй (науки) - в конце всего мышления. Для религии он представляет фундамент, для науки - венец разработки миросозерцания.
Мы все смотрим на научные факты через очки своего мировоззрения. Правильно ли мы воспринимаем факты - зависит от этих очков. Как отмечал другой Нобелевский лауреат Вернер Гейзенберг, то, что мы наблюдаем, - это не сама природа, а природа, которая выступает в том виде, в каком она представляется нам благодаря нашему способу постановки вопросов. Поэтому нам крайне необходимо время от времени снимать наши очки, как бы они нам не нравились, и примерять другие. Очень многие недоразумения устраняются, стоит только посмотреть на проблему глазами оппонента. Именно этого требует от человека Слово Божье, призывающее все испытывать, и понимать то, во что веришь. Этого же требует от нас принцип интеллектуальной честности.
[ Что такое сознание ] [ Свобода воли ] [ Смысл ] [ Что может мозг ] [ Как создать сознание ] [ Ассоциативный мотор ] [ Копирование сознания ] [ Будущее ИИ ] [ Форум ]
Без возможности последующей оценки принятого решения свобода воли превращается в неосознаваемый случайный выбор одного из равновероятных путей.
Механизм свободы воли
* Re: Свобода воли, 5 октября 2002 г.
* Re: Свобода воли, 4 октября 2002 г.
* Re: Свобода воли 03/09/99
* Свобода воли 30/08/99
* Re: Механизмы сознания 22 апреля 1999 г.
* Цель 26 мая 1998 г.
* Re: Цель 24 мая 1998 г.
Re: Цель
24 мая 1998 г. 9:49
fido7.ru.ai
Даже если система пассивна, и только наблюдает, она не может наблюдать всё. Из-за ограничения ресурсов возникает специализация, которую можно трактовать, как цель. Но это ещё похоже на софистику.
Если система способна что-то изменять, то её функция (зависимость действий от входных условий) больше похожа на целенаправленную. Она могла быть задумана разработчиком системы, то есть - это его цель в буквальном смысле слова. Эта функция может быть результатом "непреодолимых обстоятельств", например, результатом действия физических законов, которые можно сформулировать в виде функционала с "целевой функцией". Снежная лавина сметает всё на своём пути. Такая "активная" система исполняет чужую или приписанную ей цель.
Наконец, если действия системы обусловлены её внутренними "потребностями", то может возникнуть целенаправленное "поведение". Такое определение вполне годится для робота, решающего задачи для нас.
Традиционно, робот, или AI - это системы, которые ведут себя разумно с точки зрения человека. Поэтому вопрос о "собственных" потребностях становится спорным. Их можно трактовать, как потребности разработчика, так как именно разработчик может в деталях продумать и изготовить цепочку наблюдение - потребность - действие.
По-моему, настоящее (исходящее от сознания) целенаправленное поведение не нужно связывать с предусмотренной разработчиком или даже природой "целевой функцией". Это поведение должно быть "изобретено" системой в процессе поиска средств для удовлетворения собственной потребности. То есть, для формирования цели достаточно одной только потребности. Поэтому "целевая функция" не присуща системе, а развивается из потребности. Она может оказаться совершенно другой в другом внешнем мире. То есть, она не должна жёстко разрабатываться заранее.
Сама потребность может быть задумана разработчиком, или может сформироваться в результате естественного отбора. Она состоит в том, чтобы "сенсоры" сообщили "мозгу", что "всё в порядке, шеф!" И если мозг способен изобрести способ получения такого сообщения, то потребность плюс этот ассоциативно связанный с ней способ образуют цель, и даже осознаваемую цель.
Целенаправленное поведение возникает в процессе накопления жизненного опыта. Поэтому у неопытного существа нет целей. У него есть только потребности. Причём, если нет опыта, то нет и понимания, в чём эти потребности заключаются.
Молодой таракан чувствует себя плохо. Он инстинктивно суетливо бегает по норке, и хватает в рот что попало. Вдруг, ему попадается капелька воды или крошка хлеба. Для таракана эти вещи ни чем не лучше крошек цемента. Но его внутренние "датчики нормы" почувствовали поступление нужных веществ. Они кричат "шеф - это то, что надо!". Мозг пытается установить связь между предыдущим поведением таракана и этим долгожданным сообщением. После многократных повторений удачного и неудачного поведения, таракан начинает понимать, как себя вести, чтобы удовлетворить свои потребности. Одновременно возникает осознавание, в чём эти потребности заключаются.
Если бы таракан появился на свет в рыбном отделе магазина, то он бы приучился удовлетворять те же врождённые потребности, питаясь селёдкой. Задача сознания таракана состоит в том, чтобы изобрести правильное поведение в любом мире, где бы таракану ни пришлось жить.
Поэтому настоящая (исходящая от сознания) "целевая функция", то есть связь между наблюдением и поведением с учётом внутренних потребностей - изобретается, а не даётся от природы. Конечно, это "изобретение" можно ускорить при помощи обучения.
Цель
26 мая 1998 г. 8:09
fido7.ru.ai
Сложное поведение состоит из крошечных фрагментов, которые могут быть освоены независимо. Соединение этих элементов, синтез может происходить в процессе творческого поиска. Но они могут и просто "механически" объединяться при достаточно уверенных ассоциативных указателях на нужные фрагменты.
По-моему, внутренний (не осознаваемый) механизм сознания именно этим и занимается. В модели сознания, которую я сейчас разрабатываю, любой фрагмент нервной системы, включая отдельный нейрон, постоянно занят поиском "ещё лучшего поведения", то есть такого способа преобразования "вход --> выход", который приведёт к "ещё лучшему" удовлетворению потребности организма.
Поскольку этот процесс происходит постоянно, то он выглядит не как синтез чего-то "большого и светлого" из ничего, а как постоянное улучшение уже имеющегося поведения путём уточнения его в деталях. Это микросинтез. Создание нового происходит мельчайшими шажками по 1, 2 бита. То есть каждое такое улучшение поведения (квант поведения) гораздо проще, чем поведение амёбы или гидры в целом.
У гидры есть несколько генетически зашитых реакций (безусловных рефлексов). В процессе "творческого поиска" она выбирает, какая из реакций лучше подходит в данной ситуации для "ещё лучшего" самоощущения. Это поиск, вероятно занимает долю процента её жизни. А в остальное время она механически использует, то что нашла.
В результате правильно подобранного поведения организма в целом и его органов все системы организма всё время находятся "почти в норме". Если такое состояние длится долго, и нужное поведение становится автоматическим, то у "механизма сознания" освобождаются ресурсы для более абстрактного поиска, так как конкретная задача решена. Возможно, у гидры таких ресурсов нет, а у человека их достаточно много.
Постоянный поиск происходит потому, что 1) отсутствует критерий того, что достигнуто максимальное удовлетворение потребностей, и 2) механизм сознания имеет "резервы творческих возможностей" на случай непредвиденных изменений ситуации.
Творческий поиск оптимального поведения происходит на уровне отдельного нейрона. Способность нейрона к запоминанию (или даже к формированию условного рефлекса) можно обнаружить. Нейронные структуры организованы так, что их "интеллект" увеличивается при увеличении числа нейронов. У улитки уже можно зарегистрировать способность к обучению, а у вороны - к обобщению.
Re: Механизмы сознания
22 апреля 1999 г. 23:22
fido7.ru.ai
Поддержание хорошего самочувствия, которое лежит в основе механизма самообучения, не является целью. Цель или "целеполагание" - это субъективный процесс планирования или удержания в уме цепочки событий от текущего состояния к желаемому результату. Это сознательный процесс. Если он происходит в сознании третьей персоны, например, робота, то он не поддаётся прямому управлению.
Можно считать "настоящей" целью ту цель, которую имеет в виду разработчик искусственного интеллекта, а не собственную субъективную цель этого интеллекта. Обе точки зрения совместимы.
Например, мы может специально обучить дельфина и он взорвёт вражеский корабль. Мы воспользовались доверием дельфина и выполнили свою цель. А целью дельфина была игра с человеком.
И дельфин, и человек обычно совсем не думают о "поддержании самочувствия". Это примитивное желание, основа инстинкта самосохранения, с раннего детства обрастает множеством детальных способов достижения хорошего и избежания плохого. У нас так много вариантов сознательного поведения, что иногда мы непроизвольно замечаем, что большинство из них - это типичные фрагменты поведения, используемые для достижения сложных целей. Например, мы стремимся заработать деньги, что является более универсальной целью, чем примитивное "самочувствие".
Ассоциативный механизм, вырабатывающий необходимое поведение, одинаков как для осознаваемого целенаправленного поведения, так и для автоматического, или осознаваемого, но "беcцельного" или даже безумного поведения. Этот механизм не управляется какими-либо целями вообще, так как он неосознаваемый. Цель, как и свобода воли - это свойства сознательного ассоциативного процесса (мышления), который может влиять только на собственную подсознательную "траекторию ассоциативного блуждания".
Чужое сознание таким способом не управляемо. Но им можно управлять через стимулы, если известно, что требуется этому существу для "поддержания хорошего самочувствия".
Свобода воли
Date: 00:11:11 30/08/99
Конференция "Механизмы сознания"
Свободе воли можно дать такое определение, которое не привязано к человеку. Значит, и сама способность к свободному выбору доступна не только людям. Определение можно уточнять, но первоначально оно должно исходить от первой персоны, которая считает себя обладателем свободы воли.
Определение: Свобода воли - это моя способность принимать различные решения в абсолютно одинаковых обстоятельствах.
С позиции первой персоны я не могу сделать умозаключение о том, что я обладаю свободой воли, пока ни одно из решений ещё не принято. Может быть, что-то ещё заставит меня сделать окончательный выбор. Но после принятия и начала исполнения решения у меня возникает впечатление о моей свободе воли, так как я знаю, что я уже принял решение и я помню другие возможные решения, которые я мог бы принять, но не захотел.
Получается, что "свобода воли" - это не только способность принимать решение, но также и способность удерживать в памяти несколько возможных решений. Без способности к последующему обдумыванию возможных решений "свобода воли" превращается в неосознаваемый (потому что нет обдумывания или воспоминаний) выбор. К примеру, технически, это может быть случайным выбором одного из равновероятных путей. Но мы называем свободой воли именно свойство сознательного опыта.
Никакие моральные или биологические потребности или что-то специфически человеческое не используется в таком определении свободы воли с точки зрения первой персоны.
Суждение о свободе воли третьей персоны более трудно. Я делаю вывод о том, что моя кошка обладает свободой воли, потому что в "абсолютно одинаковых обстоятельствах" она иногда ворует сосиски со стола, а иногда нет. По её поведению я вижу, что она помнит, что совершила "нехороший" поступок.
Если согласиться, что о свободе воли можно судить по поведению, то из "видимого" наличия свободы воли у третьей персоны следует наличие сознания, потому что "обдумывание или воспоминания" - это признаки осознавания.
При этом можно ошибиться. Можно, например, не заметить, что обстоятельства не были "абсолютно одинаковы".
Хотя я и уверен в своей свободе воли, но я вижу, что с точки зрения первой персоны - это лишь впечатление, ощущение, логическое умозаключение, а не какая-то "свободно выбирающая сила". Технически, принятие решение само по себе происходит неизбежно, так как время не остановить. Одно или другое решение, или "отсутствие решения" обязательно произойдёт. Этот факт не требует никакой особой воли.
Есть ещё "воля", работающая до принятия решения. Это переживания и размышления, связанные с выбором. В них участвуют и мораль, и биологические потребности, и человеческая (или кошачья) культура. Здесь может потребоваться и "сила-воли".
Re: Свобода воли
Date: 22:14:48 03/09/99
Конференция "Механизмы сознания"
Кто принимает решение - я или моё тело, мой мозг?
То, что мне кажется - это действительно мне кажется. Этот субъективный факт не требует логического доказательства того, что "это действительно мне кажется".
Однако я знаю, что обладаю телом. Тело содержит органы, нейроны, белки и т.п., которые влияют на функционирование моего сознания "изнутри". Кроме того, на моё сознание, на моё впечатление о мире и о себе влияют другие люди и внешние обстоятельства. Это объективные воздействия.
На то, что мне в данный момент кажется, влияют и мои воспоминания, мой прошлый субъективный опыт, то есть моё сознание. Влияние сознания на себя, хотя и не строго рекурсивное, но может быть настолько зациклено, что я могу сделать выводы из самих же выводов и получить впечатление логического обоснования каких угодно необоснованных утверждений. Это субъективное воздействие.
Итак, на моё текущее впечатление влияет множество факторов. Как бы они ни влияли, какой бы уровень обмана или психического расстройства не был достигнут, моё впечатление остаётся моим. Это неотъемлемый факт моего сознания.
Поэтому доказательством наличия у меня свободы воли является моё впечатление о ней. Я свободно (потому что мне так кажется) принял решение.
Процесс субъективного продумывания и принятия решения, конечно, имеет объективную подоплёку. В то время, когда я размышляю то об одном, то о другом, одновременно с этим субъективным "ассоциативным блужданием" происходит объективный процесс обмена электрическими и биохимическими сигналами между нейронами в моём организме. Это объективное "ассоциативное блуждание".
Оба процесса взаимосвязаны. Эти процессы, каждый своими средствами, проигрывают одни и те же цепочки ассоциативно связанных образов, которые по происхождению отражают прежний опыт моего взаимодействия с внешним миром. Одновременно во внешнем мире происходят объективные (не зависящие от моего сознания) новые процессы, которые тоже влияют на ассоциативный путь моего размышления.
В алгоритме самообучения, который я разрабатываю, выбираемое решение зависит от момента времени, когда принимается это решение. В различные моменты то одно, то другое решение кажется более предпочтительным, причём отличие в предпочтительности может быть совершенно незначительным - не выходит за "1...2 сигма". В момент выбора "свободно" принимаемое решение оценивается, как чуть-чуть более выгодное с точки зрения оптимизации предписанной целевой функции. Но через долю секунды в таком положении может оказаться другой возможный выбор.
Я свободно (в том случае, если мне кажется, что это происходит свободно) принимаю решение, и это же решение является "свободным" выбором моего организма. Состояние организма зависит от того, о чём я думаю. Более строго - то, о чём я думаю, и физическое состояние организма зависят от одних и тех же внешних (и внутренних для организма) условий и от одной и той же истории.
Сознание не является следствием, продуктом взаимодействия между физическими объектами (атомами). Процесс физического взаимодействия и процесс субъективного восприятия - это две стороны одного явления. Назовём его "ассоциативным блужданием". Это процесс поддержания равновесия в особой информационной системе, которая устроена так, что для выхода из текущей точки равновесия в другую точку равновесия достаточно малейшего "незаметного" воздействия. Область равновесных состояний очень широка. Поэтому почти всегда находится удовлетворительное динамическое равновесное состояние.
Re: Свобода воли
4 октября 2002 г. 0:46
fido7.ru.ai
Черновое определение свободы воли лучше давать от имени первой персоны, так как это психическое явление. Принятие решения - это не то же самое, что механический, выполняемый при помощи алгоритма выбор варианта, и даже не то же самое, что исполнение решения. То есть - это ещё не действие, а лишь ненаблюдаемое со стороны субъективное намерение. У датчика случайных чисел нет намерений. Не так просто доказать, что они есть у вас. А у меня (у первой персоны) - есть.
Вполне можно принять решение после обеда полететь на Марс. Психически возможно почувствовать боль в отсутствующей ноге, или признать в случайном прохожем инопланетянина. Эти реальные психические состояния даны субъекту непосредственно, но они не всегда точно отражают физическую реальность.
Один из вариантов "парадокса свободы воли" имеет физический уклон: если моё тело подчиняется законам природы, то как оно может одновременно подчиняться моей "воле"? Получилось бы противоречие. Воля даже не учитывается в законах природы. А если и будет когда-то учтена, то тоже будет им подчиняться. Таково свойство законов природы.
Это наивный подход к проблеме. Мы специально ищем такие закономерности в природе, которые являются "объективными", и не зависят от сознания. Сознание не может быть включено в физическую картину мира в силу способа её построения. У меня нет свободы нарушать законы природы. Моё тело, как физический объект, подчиняется физическим законам.
Почему же я постоянно убеждаюсь, что моё поведение является следствием моих намерений? Каким образом это согласуется с объективностью законов природы? Можно ли считать, что моя свобода воли - это лишь иллюзия?
Разница между "физическим" и "психическим" состоит не только в различной природе, но и в том, что для субъекта физический мир является моделью внутри психического мира. Ощущение, (например, боль) дано непосредственно и не требует дополнительного обоснования. Но соответствие внешнего мира картине мира, данной через ощущения, требуется обосновывать. Для этого придуманы, например, логика и эксперимент.
Чувства могут обманывать, выдавая плохо понятное за что-то привычное. Можно оказаться в плену "первого впечатления" и т.п. Если не стремиться к поиску объективного знания, то вдали по полянке бродит медведь, и лучше туда не ходить. А если стремиться, и подойти, то может оказаться, что это был качающийся на ветру куст.
Для того чтобы мир фантазий занимал безопасную зону в картине мира, лучше всё же искать истину. Это оказалось полезно, и у нас развилось такая замечательная черта, как праздное любопытство. Кое-кто доводит это свойство до профессионального уровня и даже зарабатывает этим деньги.
Итак, внешний мир доступен нам только через ощущения, которые могут обманывать. Является ли этот мир иллюзией?
Заметим, что чувства обманывают нас только в том смысле, что они могут неверно передать нам сведения о мире. Для обнаружения ошибки нужно доказательство - опыт, то есть дополнительное исследование внешнего мира. Это исследование основано на применении тех же самых ощущений, так как другого канала информации у нас нет.
Однако чувства достоверны в том смысле, что "я чувствую именно то, что чувствую". И если я чувствую, что свободно принимаю решение, то так оно и есть.
Почему многие не считают внешний мир иллюзией. Потому что имеется возможность его изучения, уточнения знаний, и поиска ошибок. В результате обнаруживаются "законы природы", то есть такие закономерности внешнего мира, которые совершенно не зависят от наших фантазий.
Также я могу провести опыты по проверке адекватности и свободы моих физических действий, основанных на свободно принимаемом решении. Допустим, сейчас я выполнил какое-то действие не свободно, а под влиянием незамеченных мною неизбежных внешних причин. Эти причины не могут распространяться на всё на свете. В каждой ситуации, видимо, действуют свои силы, могущие повлиять на выбор решения. Чтобы устранить влияние локальных причин, я приму решение впрок: по чётным дням я буду возвращаться с работы на автобусе, а по нечётным - на метро. Если и в такой постановке можно усмотреть сомнения в реализуемости моей свободной воли, то можно придумать другой эксперимент или другое рассуждение для дальнейшего исследования этого вопроса.
В результате я остаюсь уверенным в своей свободе воли. И остаётся только вопрос о механизме влияния психики на моё физическое тело. Как моё идеальное желание, мысль превращается в физическое действие?
Ответ состоит в том, что сознание, информационные процессы в нервной системе, и физическое поведение тела являются различными сторонами одного и того же процесса "ассоциативного блуждания". Единство этого процесса обеспечено единством природы: моё тело, нервная система и сознание всегда существовали вместе, и имеют общий опыт.
Единство процесса приводит к тому, что сознание и тело принимают одно и то же решение, или даже вырабатывают его совместно, как единый субъект по отношению к внешнему миру. Мы трактуем это явление, как подчинение тела сознанию. Однако не нужно считать такую трактовку логической ошибкой, так как исполнение (или попытка исполнения) решения всегда следует за принятием решения. Неизбежность этой связи обеспечивается тем, что у меня в подчинении есть только одно тело, а у моего тела - только одно сознание.
В пространстве субъективного опыта происходит "обдумывание" в форме ассоциативной игры форм сознания - образов, ощущений, переживаний. Формы сознания имеют качественную природу.
В нервной системе происходит обмен нервными сигналами, которые уже имеют количественные свойства. Информационные структуры в нервной системе не сводимы к формам сознания или к объектам физического мира, так как в нервной системе нет средств перекалибровки - пересчёта информации в физику или в мыслимые образы (мира).
В физическом мире все объекты "оцифрованы" в соответствии с требованиями наших объективных теорий. Хотя, конечно, никаких цифр в природе нет. И ассоциативное блуждание моего тела по этому миру есть просто его физическое существование.
Средства калибровки всё-таки существуют. Взаимовлияние сознания, нервной информации и внешнего мира можно установить объективными средствами. Например, можно обнаружить, какие физические воздействия на тело приводят к определённым состояниям нервной системы, и какие состояния нервной системы или её частей приводят к определённым ощущениям.
Перекалибровки имеют характер "интерфейсов", и принадлежат наполовину одному миру, наполовину - другому. Связь между нервной системой и миром обеспечивают "органы", перекодирующие физическое воздействие в нервный сигнал, и наоборот. Без них информация в нервной системе просто ничего не отражает.
Связь между организмом и сознанием обеспечивают ощущения, собственная природа которых ещё не ясна. Это и есть "the hard problem" - главная проблема философии сознания.
Re: Свобода воли
5 октября 2002 г. 20:20
relcom.sci.philosophy
Мы приписываем своим мыслям верховенство над телом, то есть постулируем наличие ничем не ограниченной свободы воли, а потом удивляемся, почему же в физических законах это не учитывается!
Потому что эти законы объективны: физика - это та часть природы, которая не зависит от сознания. Мы обнаружили, что у природы есть такие свойства и создали специальную науку для их изучения.
Наше тело вместе с нервной системой имеют свободу только в тех пределах, которые разрешены физикой, в частности, конструкцией тела.
Муравей на 99% подчиняется неосознаваемым рефлексам, и этим не отличается от ракеты с интеллектом ниже насекомого. Они обычно не принимают, а сразу исполняют заранее заготовленное действие. При необходимости выбора они тоже не "принимают" решение, а скорее выбирают его из предписанного ассортимента.
Высшие животные рефлексируют (переживают, думают) в процессе выбора решения. Это получается (и требует времени) потому, что им конструктивно предоставлен большой ассортимент возможных действий. Кроме того, приходится планировать или обдумывать последствия.
Обдумыванием занимается сам организм, а не некое оторванное от реальности "сознание". Сознание - это способность воспринимать кое-что из того, что происходит с организмом в форме "ощущений".
Сознание не тождественно отображается на организм, нервную систему или ближайший внешний мир. Это ещё не решённая проблема. Во всяком случае, оно оперирует своим кодом (образами, составленными из первичных ощущений). Нервная система - своим (образами, составленными из нейронных и биохимических сигналов). А тело - своим (механика, физика и биохимия).
Эти коды и вся их динамика связаны. Не будет большой ошибкой считать, что они зависят друг от друга. Это получается потому, что они направлены к общей цели, например, на обеспечение выживания организма. Организм у них один, внешний (объективный) мир - тоже один. Поэтому все три системы согласованы и отражают одно и то же (при выборе подходящей перекалибровки).
Если не придавать значения калибровкам, то сознание отражает внешний мир, внешнее состояние тела, внутренние не сводимые к физике ощущения, а нервная система отражает внутреннее динамическое состояние органов, поставляющих и принимающих нервные импульсы.
Решение принимает не сознание, а организм, имеющий сознание.
Е.Корниенко
Формирование смыслов
[ Механизмы сознания ] [ Статьи о природе сознания ] [ Искусственное сознание ] [ Переписка ] [ Что читать ]